Большая засечная и Белгородская черты. Иррегуляры на защите Пограничья
_________________
Служилые люди (иррегуляры 17 века)
Ирония исторической судьбы: благодаря либералам-«общечеловекам» границы России в начале 1990-х на многих участках отодвинулись к тем, что были в середине 17 века. И опасности нашему Пограничью угрожают те же, что и в середине 17 века – вражеские набеги. Никакого прямого копирования, конечно, быть не должно, однако учесть опыт деятельности иррегуляров того времени, было бы неплохо.
Служилые люди были первыми, кто шел на новые земли России, на разные «украйны», на фронтир. Это были и служилые «по отечеству»: дети боярские и дворяне. И служилые «по прибору» – казаки, стрельцы, копейщики, засечные сторожа, станичники, пушкари и люди «пушкарского чина», затинщики, воротники, затем ратники полков иноземного строя, появившиеся в 17 в. – солдаты, рейтары, драгуны и т. д. Им полагались разные виды государственного довольствия – деньгами, хлебом, а также землями, как на общинном, так и на поместном праве, их освобождали от податей. Однако им самим приходилось пахать и сеять, кормить себя и свои семьи, так как до крестьянского заселения было еще далеко. Воин, первопроходец, разведчик, пахарь, строитель; всё это – служилый человек, в «одном флаконе».
Служилый люд пограничных городов стал с конца 1550-х гг. получать постоянное денежное жалованье. У малоземельных и безземельных оно составляло в среднем 10 руб. в год (дневная «продовольственная корзина» стоила примерно 3 коп.).
Служилые люди обороняли Пограничье от набегов Крымской орды, ногаев, турок, поляков, литовцев, «воровских черкасов» (предков нынешних укров). Они же распахивали целину, разводили скот, копали рвы, насыпали валы, рубили тарасы [сруб, наполненный землей и крытый дранкой], засеки, ставили крепости, сторожили переправы.
Тогда русское государство медленно и верно, по-медвежьи двигалось на юг, юго-запад и юго-восток, катя перед собой систему засечных черт, крепостей, острогов [постоянный или временный укрепленный пункт с оградой из заостренных кверху бревен, высотой 4–6 м], дозоров и станиц.
Когда в 10-х гг. 16 века русское правительство начинает проводить первые оборонительные мероприятия на «крымской украйне», возрождается система засек — искусственных лесных завалов. А применялись они еще в домонгольские времена для обороны от половцев.
Без леса не могло быть и засеки. Леса, где проходили засеки, назывались заповедными; законом запрещалось их вырубать или без санкции правительства прокладывать через них дороги.
Для создания засечной полосы на аршин или два от корня рубились деревья, одно около другого или крест-накрест. Ствол падал вершиной к «полю» (откуда приходили степняки), но оставался лежать на пне. Ширина полосы составляла 40–60 саженей [1 сажень = 2,13 м].
За состоянием засек следили засечные сторожа. Каждые два километра устраивались курганы для световой связи или дозорные посты — это были кузова на высоких деревьях.
Засеки для удобства надзора делились на звенья, границы которых обозначались пнями, натесами на деревьях и т. д.
Для проезда через черту сооружались «пропускные пункты» с подъемными мостами, воротами, башнями. Окрестному населению строго воспрещалось делать через черту собственные «перелазы».
Строительство Большой засечной черты началось в 50-е гг. 16 века. В ее состав вошли некоторые старые города с обновленными укреплениями и ряд новых городов (Болхов, Шацк, Дедилов).
К 1566 г. была закончена постройка укреплений от устья р. Вожа до р. Жиздры — царь Иван Грозный лично инспектировал их.
Черта имела две ветви. Западная проходила через район южнее Козельска, Белев, Одоев, Лихвин, Крапивну, Тулу, Венев и упиралась в Оку выше Переяславля-Рязанского. Восточная ветвь от Шацка шла на север, к Оке, а оттуда опять на юг, к Сапожку, Ряжску, и снова к северу, до Скопина.
Между Тулой и Веневом черта состояла из двух рядов укреплений, между Белевом и Лихвином — из трех, между Белевом и Переяславлем-Рязанским — из четырех.
На черте находились многочисленные естественные препятствия — реки, болота, озера, овраги. К числу искусственных препятствий относились засеки, рвы, валы, надолбы, частоколы, остроги. На дне рек, в районе бродов, вбивались заостренные колья, затапливались «бревна с гвоздьем дубовым частым».
Укрепления были обращены как к «полю», так и на свою сторону — чтобы при необходимости встретить крымцев, возвращающихся после набега с добычей.
Главным городом черты являлась Тула, обладавшая каменной крепостью, с населением в конце 16 в. около 5 тыс. человек. Тульский острог охватывал значительную территорию с трех сторон от крепости — в его границах находились дворы посадских и детей боярских. В слободах, примыкавших к острогу преимущественно с юга, откуда приходили непрошенные гости, жили служилые казаки, засечные сторожа, стрельцы и пушкари, часть ремесленников, ямщики.
Типовой городок на черте был обнесен валом, по верху которого шел стоялый острог [ограждение из ряда плотно поставленных бревен, с внутренней стороны скрепленных горизонтальными скрепами]. Над воротами стояла башня, крытая шатром, под которой помещался сруб для караула. Между городским валом и засекой оставалось 15–20 сажень свободного пространства, пересеченного частиком [заостренные колья, вбитые в землю в шахматном порядке], рвами и надолбами.
С постройкой Большой засечной черты русские войска передвинулись на юг, чтобы встречать степняков с фронта, бить с флангов их отряды, идущие по шляхам, отрезать им путь обратно.
В 1570-е гг. черта была протянута далее на запад, включив города Почеп, Стародуб, Серпейск, Севск. На востоке она получила продолжение в виде засек Нижегородского края.
В 1570-х гг., после Молодинской битвы, южная граница Руси выдвинулась вперед почти на 300 км. У Дикого поля были отвоеваны тысячи квадратных километров земли на пространстве между верхним Доном и верхней Окой.
Вслед за служилыми на новые земли шли и крестьяне. Как писал царь Иван Грозный: «А на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села».
В каждом из пограничных городов были свои воеводы и осадные головы с отрядами служилых людей, которые разделялись на городовых (полковых), станичных и сторожевых. Первые были защитниками городов и оборонительных черт, другие отправлялись в степь.
Получив тревожные сообщения станичной и сторожевой службы, служилые люди выезжали из городов и нападали на вражеские отряды, которые шли в набег или уже возвращались с добычей
В 1550-е гг. управление сторожевой службой было передано в ведение Разрядного приказа.
Сторожа — пост, на котором находилось два или более ратников, защищенный небольшим укреплением из земли и дерева. Находилась на расстоянии 4–5 дней пути от города и контролировала участок протяженностью 30–50 верст (день пути). Выставляла дозоры в укромных и удобных для наблюдения местах (стоялые сторожи) и высылала конные патрули (разъездные сторожи).
Станица — группа ратников от 50 до 100 человек, которая высылалась далеко в степь для несения разведывательной службы. Помимо обнаружения вражеских сил ей вменялось в обязанность уничтожать небольшие вражеские отряды. За две недели службы станица покрывала 400–500 верст, «с коня не сседая».
За несение этой службы люди получали жалованье выше полкового или городового, а также возмещение от казны за все убытки и потери, которые могли случиться в разъездах. Лошади, сбруи и вооружение при отправке в степь оценивались воеводами, которые вносили оценку в особые книги. Согласно этим записям выдавалось и возмещение.
Сторóжи сообщались друг с другом и таким образом составляли несколько наблюдательных линий, пересекавших все степные дороги, по которым крымская орда ходила на Русь.
Самая восточная группа сторóж шла выпуклой линией от Барыша, притока Суры, до Ломова, притока Цны. Самая западная — по притокам Ворсклы и Донца до устья Айдара, проходя почти перед кочевьями крымцев.
Всего до 1571 г. было учреждено 73 сторóжи, которые разделялись на 12 разрядов, в зависимости от их удаления в степь.
Людям, несущим службу на дальних сторóжах, приходилось уходить на 400 верст от родных уездов. А то и далее.
«Они, — пишет историк Д. Багалей, — главным образом должны были заботиться о том, чтобы определить, конечно приблизительно количество неприятеля, для этого пользовались всякими признаками. Ездил один сторожевой атаман по реке Торцу и видел много огней и слышал прыск и ржанье лошадей... не доехав двадцати верст до Северского Донца, увидел пыль великую, а по сакме казалось ему, что было неприятелей 30 000 человек. Значит, огни, фырканье и ржанье лошадей, пыль, следы копыт — все это служило признаками для станичников».
Царь Федор Иванович продолжает колонизационную политику отца. В 1586 г., согласно боярскому приговору, «на Дону, на Воронеже, не доезжая Богатого Затона два днища, велено поставить город Воронеж». В его царствование поставлены Белгород на верхнем Донце, Оскол и Валуйки на р. Оскол, Елец и Ливны на Сосне, Курск на верхнем Сейме, Кромы в верховье Оки — вблизи дорог, по которым проходили крымские и ногайские набеги, т. е. Муравский, Калмиусский, Изюмский и Бокаев шляхи.
Эти города относились к «польской [от слова поле] украйне», т. е. границе лесостепи и степи.
При Борисе Годунове появляется Царевборисов, расположенный глубоко на юге, в ковыльной степи, при слиянии Оскола с Северским Донцом (ныне село Червоный Оскол).
Все новые города населяли «ратными людьми, казаками, стрельцами». В общем населением, выполняющим одновременно военные и земледельческие функции. Иррегуляры, в современном понимании.
Правительство предоставляло поселенцам денежное жалование и деньги на дворовое строение. Первые 1–3 года выдавалось из государевых житниц хлебное жалование. Затем служилые уже кормились сами — с земли, которую им раздавали поблизости от города. Также обрабатывали они государственную «десятинную пашню», с которой собирался хлеб в крепостную житницу на случай осады или недорода и для помощи новым поселенцам.
Дворы служилых «по прибору» обычно располагались за пределами собственно «города» [ т.е. защищенной ограждением внутренней части поселения], в слободах, стрелецких, пушкарских, казачьих. Слободы отгораживались от поля острогом, а за пределами острога, на посаде, — земляным валом и надолбами [цепь из двух-трех бревен, соединенных между собой и вкопанных в землю наклонно].
Дети боярские, дворяне и другие категории служилых «по отечеству» получали поместья около города, а также на удалении от него, на «отъезжих полях».
Пока одни дети боярские пахали, косили или молотили, другие с оседланными лошадьми были готовы в любой момент выехать на отражение набега.
Со временем в новых городах и вокруг них появлялось неслужилое население. Они ставили себе дворы на посаде, селились в поместьях служилых людей или на государевой свободной земле. Города окружались «выселками», слободами, селами и деревнями.
Правительство всячески старалось набирать на службу в новых городах и совершенную вольницу. При постройке Царевоборисова воеводы известили гулящих людей по Осколу, Донцу и их притокам о разных радостях, ждущих их на службе. Помимо хлебного и денежного жалования им давались во владение юрты [общинные земли, где занимались рыболовством, охотой, бортничеством] «безданно и безоброшно», т. е. с освобождением от натурального и денежного налога.
День принятия «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» (16 февраля 1571) можно с полным основанием сделать праздничной датой российских пограничников.
Были выработаны инструкции станицам, дальним и ближним сторóжам: «Из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее ездити и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой стороже ставити».
Тщательные росписи Донецким, Путивльским, Рыльским, Мещерским и прочим сторóжам, к примеру, выглядели так: «1-я сторожа вверх Олешанки Удцкие, а переезжати сторожем направо Муравской шлях до Мерла до Диакова острогу двадцать верстъ… а бежати с вестью с тое сторожи сторожем в Рылеск прямою дорогою, меж Псла и Ворскла».
После обнаружения вражеского воинства, станичным и сторожевым головам (начальникам) надлежало отправлять гонцов с известиями в ближние города, для передачи по цепочке, а самим ездить по сакмам, т. е. следам врагов.
Задавался и характер готовности пограничников. «А стояти сторожем на сторожах с коней не съседая [сходя] переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь же на право и налево по два человека по наказом, каковы им наказы дадут воеводы».
В 1623 г. был издан новый устав станично-сторожевой службы. Теперь каждая станица состояла из атамана, 6 ездоков и 2 вожей — у каждого имелось по 2 лошади и пищаль. Станица, доезжая до определенного урочища, должна была оставить там «доездную память» и, возвращаясь обратно, обязана была встретиться с другой станицей, вышедшей на смену. Вторая станица забирала доездную запись, оставленную первой, и припрятывала в укромном месте свою.
Если станица замечала степняков или их следы, то отряжала пару человек для сообщения ближайшему воеводе, а остальные должны были «подлинных вестей проведывать», то есть продолжать слежение. «Чтобы всякие вести были ведомы и воинские люди безвестно не пришли и какова дурна не учинили».
Период Смутного времени вызвал всплеск набеговой активности степняков.
В очередной раз кочевой аркан использовали в своих целях и недруги России — Речь Посполита и Османская империя.
В 1607 г. был заключен новый договор между Польшей и Турцией, одним из условий которого была военная помощь Крыма польскому королю.
В том же году ногаи ходили на «украинные и северские города», захваченные пленники были проданы в Бухару.
Годом позже Большая ногайская орда подкатилась к Темникову, множество «украинных людей» было перебито и уведено в плен.
Еще через год, одновременно с походом польского короля Сигизмунда Вазы на Смоленск, крымцы разорили Тарусу и, перейдя Оку, опустошали все лето районы Серпухова, Боровска, Коломны.
В 1610 г., во время польского похода на Москву, крымцы ходили к Серпухову и Боровску. Хотя взяли от царя Василия Шуйского «дары великие», но «пленных, как скот, в крымское державство согнали». Тогда же ногаи опустошили Рязанский край.
Следующим летом крымцы терзали Рязанский край, а также Алексинский, Тарусский, Серпуховский уезды. Ушли они лишь тогда, когда брать было больше нечего. Земля осталась непаханой.
В 1613 г. крымцы «без выходу» в Рязанской земле опустошили ее до Оки. Ногаи приходили в Коломенские, Серпуховские, Боровские места, под Москву в Домодедовскую волость.
Зимой 1614–1615 гг. крымцы прошли через окрестности Курска, Рыльска, Камаричей, Карачева, Брянска. Русские послы сообщали из Крыма, что в Кафе пленный с Руси стоит 10–15 золотых, молодой — 20.
Летом Большие и Малые Ногаи разоряли Темниковские и Алатырские места, ходили за Оку, в Коломенский, Серпуховский, Калужский, Боровский уезды «и людей побивали, и полон многий взяли».
В 1616–1619 гг. польский королевич Владислав поборолся за московский трон совершенно в крымском набеговом стиле.
В 1617 г. поляками был сожжен Оскол. Годом позже польское казачье войско под командованием Сагайдачного залило кровью русские поселения на степной окраине — города Ливны, Елец, Лебедянь, села и деревни, их окружающие. Уже после заключения официального перемирия черкасами (так тогда назывались предки нынешних укров) был разрушен Белгород.
На Земском соборе 1619 г. было признано, что государство «от польских и литовских людей и от воров разорилось и запустело».
Война против поляков в 1632–1634 гг. сопровождалась страшными разорениями южного пограничья.
В 1632 г., начиная с мая, туда идут крымцы, с ними турецкие янычары с «огненным боем». Были преданы опустошению Курский, Белгородский, Новосильский, Мценский, Орловский уезды. Это привело к задержке русского похода на Смоленск, который начался не весной, а в октябре.
В 1633 г., в разгар осады Смоленска, на Русь пришли ногаи и 20–30 тыс. крымцев с «огненным боем». Они осаждали Ливны, накатывались два раза на Тулу, по серпуховской дороге дошли до Оки, приступали к Серпухову, Кашире, Веневу, ходили под Рязань, штурмовали Пронск. И хотя не взяли ни одного города, но южные уезды получили еще один жестокий удар. 8 тыс. человек русского полона было приведено в Крым, в т. ч. из Рязанского уезда 1350 человек.
Многие дети боярские украинных городов бросили смоленское осадное дело и отправились на степное пограничье, где в это время резали и уводили в плен их родных.
А гетман Радзивилл заметил: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо!» Эти слова могли бы спокойно стать девизом польской знати, незримо они всегда присутствовали на их знаменах.
В 1634 г. в Крым из Польши была послана казна «за московскую войну», на 20 телегах. От нашего стола — вашему.
В 1632–1657 гг. правительством были предприняты титанические усилия по увеличению числа городов и укреплений по всей степной украйне, «чтобы теми городами и острогами от крымских, от ногайских и от азовских людей войну отнять [т. е. воспрепятствовать их набегам]».
Среди масштабных работ надо отметить возобновление и модернизацию Большой засечной черты.
По новой насыпались валы, перестраивались укрепления; опускные или створчатые ворота без башен менялись на проезжие башни с обламами [нависающий выступ сруба в верхней части постройки, башни или стены], которые обносились острогом.
В 1637 г. служилые люди Федор Сухотин и Евсевий Юрьев «ездили с Оскола и из Белагорода на Кальмиускую сакму на Тихую Сосну и на Усерд» и к устью Тихой Сосны, в низовья Оскола, на р. Валуйку, в долину р. Сейм, а также к верховьям Ворскла и Псла — «того места смотрети и чертити».
По результатам того смотрения-черчения было запланировано построить ряд городов для усиления контроля над шляхами: Муравским — на левой стороне Донца; Изюмским — на р. Тихая Сосна у Терновского леса; Кальмиусским — у впадения Усерда в Тихую Сосну.
Между городами предстояло протянуть цепь острожков; в тех местностях, где не было лесов, прокопать рвы и насыпать валы.
Бояре, изучившие досмотровые записи, рассчитали общую длину валов в 61 версту, определили необходимое число «оберегательных» и «жилецких» людей — тех, кто должен был заниматься строительством и обороной укреплений, и тех, кто должен был остаться в новых городах на постоянное жительство.
Разряд составил роспись, из каких городов и какому числу служилых надо быть на «государевой службе в поле».
«Оберегательным» людям предполагалось выплатить до 53,5 тыс. руб. Трем тысячам «жилецких» людей — до 24 тыс. руб. и 18 тыс. четвертей всякого зерна.
На устройство трех новых городов по составленной смете требовалось 22 тыс. бревен, а для устройства надолб — 45 тыс. бревен.
Стоимость работы плотников составляла 7–10 денег на бревно (1 деньга - полкопейки), сооружения вала с городками — 500 руб. на версту.
Весь расход на устройство городов, надолб, валов и пр., на жалованье «острожным ратным и жилецким» людям исчислялся в 111 574 руб. 15 алтын и в 24 тыс. четвертей всякого хлеба.
Строительство Белгородской черты продолжалось до 1646 г.
На ней встало 23 города, несколько десятков фортов-острогов, протянулось пять больших земляных валов по 25–30 км каждый. Прошла она от днепровского притока Ворсклы, служившей до 1654 г. русско-польской границей, до р. Челновой, притока Цны. Пересекла территории пяти современных областей: Сумской, Белгородской, Воронежской, Липецкой и Тамбовской, примерно по границе лесостепной и степной зон в направлении с юго-запада на северо-восток.
Схематически черта состояла из двух линий, пересекающихся у впадения Тихой Сосны в Дон. Длина каждой из этих линий была около 300 км, вместе 600 км, но с учетом рельефа местности протяженность черты составила около 800 км.
Если типически обрисовать «город» на Белгородской черте, то площадь его была примерно 1000 кв. саженей [1 кв. сажень = 4,55 кв. м]. Защищал его тарасный вал в сажень толщиной, в две-три сажени вышиной. По углам и средним точкам вала возвышались башни в несколько ярусов, деревянные и крытые тесом. Под некоторыми из этих башен устроены были проезжие ворота. На самой высокой висел вестовой колокол, в который караульные били набат при появлении врагов или какой иной напасти. Другие башни предназначались для «верхнего боя»: на них находилось 1–2 пушки и несколько затинных пищалей [ружье калибром до 30 мм и весом до 30 кг; имело крюк, за который цеплялось за стену]. По стенам устраивались крытые площадки, где во время боя располагались стрельцы с ручными пищалями.
В «городе» находились церковь и двор причта, приказная и караульная избы, обычно располагавшиеся у ворот, иногда несколько дворов служилых людей, погреба с военными и съестными припасами, амбары и житницы.
За «городом» располагались слободы служилых людей — стрелецкая, пушкарская и др., которые огорожены были, в свою очередь, стоялым острогом или только валом, иногда одними надолбами. Дополнял защиту ров сажени две глубиной и три шириной.
Между пограничными городами — на открытых местах — ставился тарасный вал до 4–5 м высотой. По нему периодически стояли сооружения, называемые «выводами» или «выводными городками» [небольшая крепость, обычно 10 × 10 × 2 саженей, с башней]. Параллельно валу шел глубокий ров (до 3 м). На болотах и бродах вбивались высокие надолбы или сваи. В лесах делались засеки в несколько рядов.
Деревянные сооружения, срубы и надолбы с ходом времени сгнивали; земляные сооружения, валы и рвы осыпались; валежник становился трухой. Укрепления регулярно ремонтировались служилыми людьми и окрестными крестьянами, если таковые имелись.
Белгород был в это время центральным городом южной окраины. К востоку от Белгородского уезда находились Оскольский, Воронежский и Валуйский, к западу — Путивльский.
В 1646 г. сюда передислоцировался из приокских крепостей Большой полк.
«Город» был обнесен четырехугольной стеной, оснащенной 8 дубовыми башнями с «верхним и нижним боем», то есть двухъярусными, и парой ворот — Никольскими и Донецкими. В нем находились дворы «начальных людей», духовных лиц, также 23 пушкарей и 49 стрельцов, живших здесь слободой.
Остальные слободы были вынесены в острог, окруженный дубовым тыном и имевший 15 глухих башен и три проезжие. Поместилось их тут шесть: Стрелецкая, Вожевская, Пушкарская и т. д. — по названиям виден состав «служилых по прибору» — плюс монастырь. Острог был окружен рвом, а в некоторых местах еще «бито честику [частик] с 200 сажень».
Писцовые книги Белгорода показывают особенности наделения землей детей боярских на южном фронтире — оно носило своего рода артельный характер. Группа служилых людей получала общий земельный надел согласно численности и присвоенному окладу.
Часть земли этой служилой артели давалась возле города, а часть — в удалении от него, порой весьма приличном.
С одной стороны, власти хотели, чтобы служилые люди находились поближе к городским стенам, за которыми могли собраться сами и укрыть свои семьи во время набега. С другой стороны, надо было обеспечить их хозяйственные нужды.
Удаленные земли назывались отхожими. Служилые люди пахали их наездом, и подолгу не имели там хозяйственных построек.
С ростом городского населения участки близ города становились все меньше, а отхожие земли все дальше. Потом и пригородные участки стали удаляться от города, а при некотором увеличении безопасности на отхожих землях возникали поселки.
В 1642–1648 гг. в уездах вдоль Белгородской черты многих крестьян, включая тех, что жили на помещичьей земле, переводили в драгуны, с освобождением от податей. Экс-крестьяне жили по-прежнему в своих деревнях и продолжали заниматься земледельческим трудом, но периодически проходили военное обучение и получали огнестрельное оружие из государственного арсенала. Также и крестьяне, прибранные в казаки, затем нередко переходили в состав детей боярских.
В то же время дети боярские, получившие землю индивидуально, на поместном праве, создавали «сябринные» товарищества для обработки земли. Эти помещики назывались «сябрами» или «себрами», точно так же, как и псковские крестьяне.
Вот как описывает «смотренная книга» поместье сына боярского Калугина в деревне Кривецкой Корочанского уезда: «А пашню ему пахать в той же деревне Кривецкой с детьми боярскими через межу, а сено косить по жеребьям, а на пашню земля и на сенные покосы и лес хоромный и дровяной, и рыбныя, и звериныя ловли отведены ему с его братьею с кривецкими детьми боярскими вопче [вообще]».
Так и образовались настоящие помещичьи деревни, обитатели которых жили как крестьяне, а воевали как дворяне.
Вооруженный земледелец, постоянно рискующий своей жизнью, долго оставался центральной фигурой степного пограничья России. Пахал, уходил в степь на разведку, стоял в дозорах, строил валы, вбивал надолбы в реках, валил лес на засеках, уходил в степь - перехватывать отряды степняков или «воровских черкасов».
Усилия правительства по освоению Дикого поля и построению глубокой обороны южных окраин дали очень весомые результаты для всей страны.
Со времени создания Белгородской черты и до конца века запашка в южных уездах увеличилась в 7 раз. Не меньшими были и цифры увеличения там населения — несмотря на сохранявшуюся угрозу набегов.
В 1646–1678 гг. население России (в постоянных границах) выросло с 4,5–5 млн до 8,6 млн. Из них в черноземных районах, освоенных за предыдущий век, проживало уже 1,8 млн человек.
Черноземный Юг сделался источником хлеба для всей страны, поставки от него достигали в это время уже 1 млн пудов в год. Существовавшая ранее угроза большого общего голода была снята.
Территориальные иррегулярные формирования нашего времени, конечно, не должны бороться против вражеской артиллерии, но отлавливать вражеских диверсантов, информаторов, агентов, находить места проникновения вражеских ДРГ на нашу территорию - это как раз занятие для них.
Использованы фрагменты моей книги, 2012 года издания, о фронтире Русского государства; см. здесь или здесь.
Основные источники:
Акты московского государства, т. 1. Разрядный приказ. Московский стол. 1571–1634. — СПб, 1890.
Любавский М. К. Наступление на степь. — М., 1918.
Каргалов В. В. Русь и кочевники. — М., 2004.
Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. — М., 1887.
Багалей Д. И. Материалы для истории колонизации и быта Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерний. — Харьков, 1890.
Миклашевский И. Н. К истории хозяйственного быта Московского государства. — М., 1894.
Источник:
- 624 просмотра
_______________
______________
реклама 18+