"В таких делах удобнейшим орудием бывают подобные головорезы"

Кто подтолкнул русских к захвату колонии в Африке

5 февраля 1889 года корабли дружественной России Франции обстреляли первую русскую колонию в Африке на берегу Таджурского залива, а затем отправили ее уцелевших обитателей восвояси. Причем Александр III был недоволен лишь тем, что была применена сила. А высокопоставленные покровители колонистов принялись убеждать всех, что не имеют к их отправке никакого отношения.

"Вовлечь нас в авантюры"

События, происшедшие 5 февраля 1889 года в форте Сагалло на берегу Таджурского залива, на протяжении нескольких недель не сходили со страниц крупнейших мировых изданий. Публиковались многочисленные описания обстрела русских колонистов, а также оценки поведения их руководителя, называвшего себя атаманом вольных казаков Н. И. Ашинова. Печатались рассуждения о том, была ли земля, где обосновались русские, французской колонией или нет. Было и немало спекуляций вокруг того, что именно русские власти разрешили французам делать с колонистами. Но почему-то не было самого главного — изложения фактов, положивших начало истории, осложнившей отношения двух дружественных держав.

А началась она в 1885 году, когда итальянцы захватили Массауа — город и порт на территории нынешней Эритреи. Османская империя, считавшая его своим, обратилась за помощью к России и просила поддержать ее протест против действий Италии. А российское Министерство иностранных дел, в свою очередь, решило заручиться поддержкой Германии и Австро-Венгрии. И 26 января 1885 года российский поверенный в делах в Берлине граф М. Н. Муравьев доложил в Санкт-Петербург результаты своих переговоров с канцлером Германии князем Отто фон Бисмарком:

"Под большим секретом Бисмарк обращает внимание на то, что в случае нарушения Италией трактата 1857 г. Россия могла бы, может быть, этим воспользоваться и занять, если Массауа уже не будет свободной, какой-либо другой пункт на Красном море близ Абиссинии".

Бисмарк, как говорили тогда, знал Россию и ее порядки лучше самих русских. А потому понимал, что его заявление о том, что Германия поддержит появление русской колонии в Африке, в Санкт-Петербурге будет услышано. И в российской элите найдутся люди, которые займутся воплощением этой идеи в жизнь. Хорошо разбиравшийся во всех хитросплетениях европейской политики директор канцелярии российского МИДа В. Н. Ламсдорф писал об этом:

"Когда-то подозревали князя Бисмарка в желании вовлечь нас в авантюры и поссорить с Францией. Теперь наши пресловутые патриоты возымели желание привести в исполнение его планы".

"Всячески вредить англичанам"

Мысль о приобретении колонии в Африке действительно пришлась по душе общественным деятелям, считавшим себя самыми большими патриотами России. В издаваемой ими прессе появились пространные статьи о том, что российский император как защитник восточного православия должен поддержать христианский народ Абиссинии (Эфиопии). Что тридцать миллионов жителей этой страны нуждаются в помощи и защите от иноземных колонизаторов. А потому у России должен появиться опорный пункт на Красном море, позволяющий связать две христианские страны. Вскоре нашелся и человек, готовый взять на себя все трудности создания колонии,— Ашинов, гордо именовавший себя "атаманом вольных казаков". Правда, никто и никогда не видел этих живущих за рубежами России казаков. Но в тот момент это никого не смущало.

Незамерзающий порт требовался и русским военным морякам. Кроме того, база на Красном море давала возможность в случае осложнения отношений с Великобританией перекрыть движение через Суэцкий канал. 25 мая 1886 года управляющий Морским министерством адмирал И. А. Шестаков записал в дневнике:

"Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они. Ашинов — плут, но мы избавляемся от него у себя".

Император Александр III сомневался в целесообразности африканской миссии, но ультрапатриоты вместе с моряками продолжали доказывать ему, что открывающиеся выгоды с лихвой перекрывают все возможные риски. В итоге 6 апреля 1888 года пароход "Кострома" высадил Ашинова и его небольшую команду на берег в Таджурском заливе.

Передовая экспедиция должна была создать базу для первой волны поселенцев, но атаман всего две недели спустя отправился в обратный путь, оставив соратников с запасами, закончившимися в самом скором времени. В России он громогласно объявил о создании в Африке станицы Новая Москва и начал требовать помощи от правительства и общественности в продолжении освоения африканской земли.

В числе тех, кто убеждал императора в необходимости создания колонии, был человек, к мнению которого, особенно в части предпринимательства, Александр III внимательно прислушивался. Нижегородский губернатор Н. М. Баранов сделал немало для развития Нижегородской ярмарки и потому слыл знатоком в торговых делах. 20 сентября 1888 года он писал императору:

"Заселение русскими выходцами африканского прибрежья только тогда принесет России всю массу возможной пользы, когда правительство твердо будет руководить устройством колонии и ее сношениями с соседями, а главное — с Абиссинией. Только при этом условии колония получит подобающее ей государственное значение.

Повергая изложенное на благоусмотрение, приемлю смелость присовокупить, что в случае высочайшего соизволения я с особенной радостью взял бы на себя съездить под видом отпуска в казачью колонию на захваченные берега Таджурского залива и в Абиссинию, дабы фактически на месте проверить полученные сведения и затем, если, как надо полагать, сведения окажутся верными, при некотором содействии правительства образовать Российско-Африканскую компанию. Промышленной компании этой могло бы быть представлено право иметь свои суда и гарнизон для собственной обороны. По прошествии же некоторого времени и в удобный в политическом отношении момент последовало бы высочайшее Вашего Величества распоряжение о переходе в руки правительства военной, морской и административной частей управления новым краем, при оставлении за участниками-пайщиками частей торговой и промышленной".

Не менее усердно убеждал императора и другой имевший на него влияние высокопоставленный чиновник — обер-прокурор Священного синода К. П. Победоносцев, который предлагал замаскировать истинные цели экспедиции Ашинова. Он считал, что нужно отправить духовную миссию в Абиссинию. А отряд Ашинова будет числиться ее охраной. 16 июля 1888 года Победоносцев писал Александру III:

"В настоящее время мы ожидаем с Афона одного дельного монаха Паисия, с тем, чтобы уговорить его ехать в Абиссинию. Что касается до Ашинова, то он, конечно, авантюрист, но в настоящем случае он служит единственным русским человеком, проникшим в Абиссинию. Стоило бы серьезно расспросить его хоть о том деле, которое, по словам его, уже заведено им на берегу Красного моря. По всем признакам оно может иметь для нас не малую важность, и, по всей вероятности, в таких делах удобнейшим орудием бывают подобные Ашинову головорезы".

Даже среди поддерживающих идею африканской колонизации многие и тогда и позднее считали, что Паисий и Ашинов — самые неподходящие для ее осуществления персоны. Не говоря уже о тех, кто хорошо их знал. К примеру, настоятель русской посольской церкви в Константинополе архимандрит Арсений писал архиепископу Тверскому и Кашинскому Савве:

"Вы интересуетесь знать о героях так называемой Абиссинской миссии; о них много было писано в русских газетах, только правды-то мало. Я знал лично и того и другого; Паисий — простой почти безграмотный казак, прежний раскольнический апостол-шалопут... Он жил здесь в Константинополе на Пантелеймоновском подворье в должности казначея. Здесь же на подворье он познакомился с Ашиновым, который выдавал себя здесь за атамана казаков; он представляется авантюристом самой средней руки, только на хвастовство большой мастер, и в этом они оба равны".

Поэтому император продолжал сомневаться в целесообразности отправки миссии Паисия с Ашиновым и навербованных им людей. Тем более что против отправки миссии настойчиво возражал министр иностранных дел действительный тайный советник Н. К. Гирс. В итоге экспедиция стала сугубо частным, не имеющим никакого отношения к государству предприятием. Но она все же началась.

"Утверждает, что он тут ни при чем"

10 декабря 1888 года состоялись торжественные проводы миссии в Одессе. С немалым трудом добравшись с соратниками до места назначения, Ашинов купил у местного вождя старый египетский форт Сагалло, водрузил на него флаг и начал обустраиваться на новом месте. Но, как оказалось, еще раньше тот же вождь продал форт и окружающую его территорию французам. Последствия не заставили себя ждать. Французская администрация потребовала от Ашинова как минимум снять флаг и подчиниться общим правилам для переселенцев. Но он был убежден, что российское правительство поддержит его. Ведь в России уже грузился пароход с оружием для него, а где-то недалеко должен находиться присланный для его поддержки русский военный корабль. Не подчинился атаман и всем последующим требованиям французов.

Но 25 января 1889 года Ламсдорф записал в дневнике:

"После доклада, согласно выраженному государем желанию, министр посылает в Париж Коцебу телеграмму, коей ему поручается заявить французскому правительству, что правительство России совершенно непричастно к авантюре Ашинова, действующего на собственный страх и риск, что нам ничего не известно о конвенции, якобы им заключенной с местным правителем относительно Сагалло, и если эта местность находится под протекторатом Франции, то, конечно, Ашинов должен подчиниться действующим правилам".

5 февраля 1889 года к берегу подошли французские военные корабли и после очередного отказа Ашинова подчиниться, открыли огонь. Колонисты понесли потери и на тех же кораблях были отправлены под арест. А вслед за этим в Санкт-Петербурге началась паника среди тех, кто настаивал на отправке Паисия и Ашинова. 6 февраля Ламсдорф писал:

"Победоносцев посещает Гирса; проведав о возникших для Ашинова затруднениях, он старается уверить, что совершенно ни при чем в этой злосчастной экспедиции, которой покровительствовали только покойный адмирал Шестаков и генерал Рихтер".

А директора Азиатского департамента И. А. Зиновьева, как писал Ламсдорф, 18 февраля 1889 года посетил одесский губернатор генерал от инфантерии Х. Х. Рооп, отправлявший миссию в Африку:

"Он ставит министерству в упрек, что оно не предупредило его о необходимости остановить экспедицию Ашинова, на что Зиновьев ему отвечает, что министерство два раза писало министру внутренних дел и обер-прокурору Св. Синода, предупреждая их о том, что предприятия Ашинова и отца Паисия неосуществимы. На это мы не получили никакого ответа и больше ничего сделать не могли, к тому же могло ли нам прийти в голову, что он, генерал-губернатор, разрешит сесть на пароход 150 беспаспортным бродягам с оружием и военными припасами. Ответ Роопа довольно интересен: "Я думал, что правительство сочувствовало этим предприятиям; что же касается вооружения и снабжения, то оно было доставлено из Николаева морским ведомством"".

Победоносцев же начал отрицать даже очевидные факты:

"Победоносцев,— констатировал Ламсдорф,— который тогда по телеграфу сделал распоряжение об ускорении посвящения Паисия в архимандриты ввиду летней экспедиции последнего и который теперь утверждает, что он тут ни при чем, также очень волнуется".

Но все это было мелочью по сравнению с другими событиями, возникшими из-за "инцидента Сагалло". В России и во Франции разрасталось недовольство общества. Французская оппозиция требовала отставки правительства, расстрелявшего ни в чем не повинных людей. Правительство намекало, что получило разрешение на обстрел "бандитов Ашинова" от российского правительства, которое, в свою очередь, заявляло, что не давало разрешения стрелять в подданных империи. На этом фоне межгосударственные отношения значительно ухудшились. А в России появилось отчетливое напряжение в отношениях между причастными к делу ведомствами.

Оставалось только восхищаться Бисмарком. Как много можно добиться сказанными в нужное время нужному человеку правильными словами.

Евгений Жирнов