Ядерный взрыв в пасторальной песочнице. Ростислав Ищенко

_________________




Когда-то популярностью пользовалась книга детских высказываний, называлась «От двух до пяти». Детишки поражали взрослого человека непосредственностью и нестандартным подходом к известным предметам. В частностях книга представляла из себя чтение развлекательное, но в целом являлась глубоким философским обобщением, демонстрируя вдумчивому читателю возможность существования в корне отличающегося от общепринятого, но тем не менее непротиворечивого взгляда на мир.

Дети, ещё не успевшие в полной мере приобщиться к ценностям и правилам нашей цивилизации, формулировали тезисы, которые, не зная их происхождения, можно было бы приписать иной (внеземной) цивилизации, причём не всегда и не обязательно гуманоидной. Наши дети, уже научившиеся говорить и связно выражать свои мысли, уже начавшие приобщаться к нашей культуре, носители наших генов и одинаковых с нами инстинктов, на начальном этапе своего развития демонстрируют удивительную пластичность — способность не просто адаптироваться к иным цивилизационным нормам, но даже самостоятельно создавать эти нормы при необходимости.

Именно эта пластичность психики и цивилизационная адаптивность позволили человеку (единственному из живых существ) заселить всю планету и выйти в космос. Её же отдельные индивидуумы могут благодарить за то, что, потерявшись в лесу в возрасте грудного младенца и попав на воспитание в стаю животных, они выросли детьми-маугли: волками, павианами и прочими тарзанами, — но не погибли, а выжили.

Они, правда, настолько вживаются в свой животный образ, что, будучи физически полноценными людьми, психически таковыми, как правило, не становятся, даже если в зрелом возрасте вновь возвращаются в человеческое сообщество. То есть на каком-то этапе пластичность детской психики уходит в прошлое, она костенеет, как постепенно утрачивает былую гибкость и хрупкость человеческий скелет. Цивилизационный образ, который был в детстве надет на человека как маска и мог быть заменён, прирастает к нему, превращаясь в единственное и истинное его лицо.

Это постепенное окостенение психики гарантирует устойчивость человеческих цивилизаций. Таким образом, человечество является, с одной стороны, достаточно пластичным, для того чтобы эффективно адаптироваться к новым условиям жизни, с другой — цивилизация оказывается достаточно жёсткой структурой, для того чтобы сохранять и передавать из поколения в поколение оправдавшие себя традиции и навыки, жизненные принципы и общественные правила.

Однако человеческое общество не является копией муравейника, который, по сути, является организмом только в совокупности всех своих особей (отдельный же муравей не способен ни выживать, ни размножаться). В человеческом обществе выжить может даже отдельная личность, а для того, чтобы дать старт размножению, достаточно первичной ячейки: семьи из двух человек, представляющих оба пола. Каждая отдельная личность, даже в рамках одной цивилизации, не копирует буквально другие такие же личности, но представляет из себя отдельный уникальный экземпляр, только более или менее похожий на другие такие же.

Поэтому в любом человеческом обществе есть люди, которые не обладали достаточной психической пластичностью даже в детстве (за счёт чего с трудом социализировались), а есть люди, чья психика сохраняет высокую пластичность на всю жизнь. Они легко меняют взгляды, убеждения, с лёгкостью принимают новые, ранее чуждые им нормы общежития. Им не составляет труда сменить место работы, профессию, страну проживания, они без проблем свободно и с минимальным акцентом начинают говорить на ранее неизвестном им языке уже через пару недель жизни в соответствующей языковой среде.

Эти люди обладают повышенной склонностью к смене мест, переезду на ПМЖ в другую страну, в целом к передвижению ради повышения качества жизни. Их больше интересует быт, чем идея. Вернее, быт для них всегда на первом месте и оправдывает любую идею.

В связи с тем, что на нашей исторической памяти некоторые народы, в частности американцы, формировались именно из числа людей, склонных к поиску лучшей доли в других местах, в мире сформировались сообщества с повышенным процентом людей, на всю жизнь сохраняющим детскую пластичную психику. Соответственно, в обществах, которые дали наибольшее число эмигрантов, наоборот, выше оказался процент людей с изначально консервативной психической организацией.

Когда общество более психически пластичное сталкивается с более консервативным обществом, если первое является более технически совершенным по сравнению со вторым, возникает «африканский» колониальный феномен, до сих пор определяющий общественную и политическую жизнь большинства африканских государств.

Устойчивое консервативное общество, идеально вписанное в окружающую среду, не имеет никаких стимулов для смены своей цивилизационной парадигмы, а его менее пластичная коллективная психика делает практически невозможным осознание истинных причин бытовой и технологической успешности пришельцев. В такой ситуации консервативное «отсталое» общество начинает копировать внешние проявления пластичного «передового». Сюда уходят корнями известные карго-культы.

Весь опыт прежней жизни говорит консервативному обществу, что менять в своих базовых традициях ничего не надо. Возвратившийся из Оксфорда соплеменник демонстрирует полную неспособность к выживанию в местных африканских условиях без внешней поддержки, а полученные им знания ничего не говорят соплеменникам. Они его не понимают, он становится для них чужим. Значит, надо не на учение оправлять своих, а просто копировать действия чужих. Ведь именно так с детства учились у старших — копировали их движения в танце, во время охоты, их действия в ходе приготовления пищи, пошива одежды или строительства дома. И всё получалось.

На Украину американцы и европейцы прибыли в тот момент, когда максимально консервативное (к традиционному добавился ещё и культивировавшийся советский консерватизм с его закрытостью от мира) местное общество к тому же резко потеряло в бытовом плане, рухнув из «чистенькой бедности» позднесоветского времени (которая на фоне предыдущих десятилетий представлялась даже зажиточностью) в оголтелую нищету и беспросветность. В результате столкновения двух типов цивилизаций, имевших недавние общие корни, возникла специфическая украинская ментальность «африканского» колониального типа.

Украинцы знали, что самолёты не собирают из бамбука, а делают на предприятиях (даже ещё умели их делать в 90-е годы). Они были знакомы с большинством технологических достижений западной цивилизации. В этом плане они прекрасно понимали полезность Оксфорда. Но они никак не могли взять в толк, почему при сопоставимом уровне технического развития Запад в бытовом плане живёт на порядок лучше.

Отсюда родилась легенда благодетельности западной демократии и всего, что от Запада исходит. Вместо того чтобы строить зажиточное общество и нормальное государство самостоятельно, украинцы стали ждать, когда Запад пришлёт управленцев, научит, расскажет, построит, выберет достойных для управления страной. Запад оказался для украинцев чем-то вроде постмодернистского бога — далёкий, непонятный и всемогущий, он требовал соблюдения правильных ритуалов, даруя взамен бытовое благополучие.

Уровень обезьянничанья украинцев был выше, чем уровень их африканских товарищей по несчастью. Украинцы не строили копию взлётно-посадочной полосы и бамбуковый самолёт, не разводили по ночам костры в ожидании сброса консервов на парашюте. Украинцы пытались внешне копировать западные повадки в быту и западные приоритеты в политике. Это было тем легче, что украинцы сами ещё вчера были частью великой имперской цивилизации, так что во взглядах на третий мир имели много общего с Западом. Они просто не заметили, что сами являются для Запада не его частью, а третьим миром.

И вот сейчас, когда украинцы полностью вписались в Запад именно на африканско-колониальных основаниях, они начинают удивляться, почему их используют только как марокканских стрелков, алжирских спаги, непальских гуркхов, сикхских сипаев или, на худой конец, египетских или эфиопских носильщиков, в общем, как расходный материал западных военно-политических кампаний. Они ведь часть Запада: слова правильные произносили, кому надо кулаком грозили, санкции вводили, даже убивали, кого Запад приказал убивать. Им пора в ЕС и НАТО, они заслужили, а их отправляют под Часов Яр и в Красногоровку, как недавно в Авдеевку и в Бахмут.

Они думали, что придуманная Западом война с Россией — это такая игра (как в компьютере): тебя убили, а ты перезагрузился и вновь живёхонек. Они думали, что Запад не может проиграть — боги ведь не проигрывают. Они думали, что они на правильной стороне истории и только за это должны получить разного рода материальные блага и бытовые удобства. Даже начав гибнуть, они предполагали, что погибают только неудачники, которые неправильно возносили молитвы Западу или соблюдали не все ритуалы (например, продолжали говорить по-русски).

Однако количество переросло в качество, и теперь они с потрясающей наивностью спрашивают, почему во время войны не демобилизуют мобилизованных, они ведь устали воевать. Ни в одной стране мира мобилизованный на войну солдат даже подумать не мог, что уйдёт с фронта до окончания войны иначе чем по болезни, ранению, пленению или смерти. Ни одному генералу в голову не придёт снять с фронта сотни тысяч опытных бойцов и заменить их новобранцами, поскольку первые уже навоевались и устали.

Только детское украинское сознание, всё ещё воспринимающее происходящее как сложную малопонятную, но всё же игру, ищет игровой выход из своей частной и цивилизационной катастрофы.

Потому они выход и не находят, что его нет там, где они ищут. Это не игра, второго шанса не будет. Западные боги не спасут. Выход — за дверью с надписью «капитуляция». Но, прежде чем капитулирует армия на фронте, прежде чем свою несостоятельность осознает афро-колониальное украинское государство, должна состояться капитуляция украинского сознания. Отдельные индивиды и всё общество должны осознать, что выбрали путь неверный и даже преступный. Осознать и попытаться исправить то, что ещё можно исправить. Пока же украинцы стремятся к победе (хоть и без личного участия в боевых действиях), их несчастья будут продолжаться.
Ядерный взрыв в песочнице можно имитировать сколько угодно, но ровно до тех пор, пока вы не попытаетесь сделать это при помощи обычной гранаты.

Ростислав Ищенко,
специально для alternatio.org

 

Рейтинг: 
Средняя оценка: 5 (всего голосов: 16).

_______________

______________

реклама 18+

__________________

ПОДДЕРЖКА САЙТА