На освобождение Киева. О «маленьком украинском народе в жерновах чужой войны»

В теории по мере сближения Украины с ЕС должна соответствующим образом изменяться и национальная история: советский агитпроп меняется на аналогичный, но европейский. Так, ещё в 90-е годы в отношении ВОВ в качестве рабочей версии рассматривалась стандартная восточноевропейская концепция: маленький народ, пострадавший в жерновах чужой для него германско-советской войны. Ну, настолько, насколько в принципе украинский народ можно назвать маленьким и потерпевшим.

Подобное историческое видение попало даже в школьную программу, но… Переформатирование исторического сознания что-то затянулось. На двадцать третьем году независимости националистам приходится бороться за каждую страницу учебника, причём не видно, чтобы они эту борьбу выигрывали. Например, фамилий Бандеры или Шухевича нет в списке лиц, которых школьникам нужно знать для успешной сдачи теста по истории. И никакие парламентские или внепарламентские усилия партии «Свобода» не могут изменить этого прискорбного для националистов факта. В то же время пафосно и с размахом 6 ноября отмечается юбилейное освобождение Киева от немецко-фашистских захватчиков: с салютами, массированной социальной рекламой в духе «не забудем подвиг ветеранов», народными гуляниями и выходным днём посреди рабочей недели.

Ситуация двойственная. Лайт-версия национализма является государственной идеологией Украины, а значительная часть действующих политиков исповедует его в совсем даже не облегчённом варианте. При этом то же празднование дня освобождения столицы не выглядит отмирающим рудиментом прошедшей эпохи. Как раз накануне праздника данная проблема обсуждалась в популярном на Украине формате политического ток-шоу в телестудии Савика Шустера. И вот что из этого получилось.

Правда и миф

Выяснилось, что победителей не судят. Может, за глаза, но не в лицо. Избегая прямого столкновения, украинские националисты отступили на заранее подготовленные российскими либералами позиции. В том смысле, что освобождать, конечно, нужно, но какой ценой? Мол, слишком дорого заплатили за победу, много людей положили при освобождении Киева. А потому не стоит праздновать. Достаточно отметить 6 ноября, как чёрный день календаря, а все торжества свести, самое большее, к возложению цветов на кладбище.

Вопрос цены в таких вопросах в принципе абсурден, но возразить против откровенной лжи всё же следует. Уж слишком мифологизировано освобождение украинской столицы.

Обывательское представление (транслируемое, кстати, и в учебниках) о Киевской наступательной операции таково: форсирование Днепра и взятие Киева стоило чудовищных потерь — и всё исключительно ради того, чтобы советское руководство могло заявить об успехе к годовщине Октябрьской революции. Отголоски этого мифа звучали и в студии Савика Шустера. Даже экс-министр обороны Анатолий Гриценко заявил о том, что при штурме Киева только лишь украинцев погибло более 250 тысяч (и ему никто не возразил!). А бойцов всех остальных национальностей, нужно полагать, погибло вообще без счёта. К слову сказать, многие украинские историки говорят о суммарных потерях в 700, 800 тысяч и даже в 1 миллион человек.

Теперь перейдём от мифа к правде. Безвозвратные потери 1-го Украинского фронта под командованием Николая Ватутина  в Киевской наступательной операции составили 6491 человека.  Сопоставьте теперь масштабы реальных и мифологизированных потерь. Разница — в 100 или даже в 150 раз!

Учитывая рельеф и широкую водную преграду, можно сказать, что Киев был взят малой кровью. Этот результат нельзя объяснить, отталкиваясь от «национальной версии» войны. Истоки киевской победы придётся поискать под Сталинградом и Курском. А также в глубокой пропасти между интернационализмом Красной Армии и многонациональным составом вермахта.

В другое время и в другом месте

Между тем, на Днепре мог быть Армагеддон. Вскоре после Сталинградской битвы на стол Гитлеру лёг план строительства Восточного вала. Оборонительная линия от Чёрного моря до Балтийского была проведена по естественным природным преградам; как указывалось в проекте, Восточной вал должен был стать непреодолимым барьером, отделяющим Европу от большевизма. Однако его строительство было начато лишь на словах, до августа 1943 г. активных работ по проекту не велось. Все ресурсы Рейха были вложены в летнее наступление 1943-го — обе воюющие стороны готовились к Курской битве.

Если рассматривать сражение исключительно как военную операцию, то логика немецкого командования представляется весьма сомнительной. Бросить лучшие свои силы на заранее подготовленные позиции (два миллиона бойцов Красной Армии три месяца рыли укрепления), которые к тому же оборонял превосходящий по численности противник. Красная Армия заранее знала день и час наступления. Тем не менее, немцы пошли в самоубийственную атаку — прямо на противотанковые рвы, радиоуправляемые минные поля и восемь последовательно расположенных оборонительных рубежей. И, к слову сказать, на некоторых участках они прорвали все восемь. Вопрос, чего им это стоило.

Наступление под Курском было обусловлено политической необходимостью, о которой своим генералам постоянно твердило Верховное командование. Победой фюрер пытался вернуть лояльность своих европейских союзников. Любые потери в ходе Курской битвы в случае удачи были бы компенсированы теми военными и людскими ресурсами, которые могли предоставить другие страны фашистского блока.

Все знают, что в 1941 году вместе с Германией против Советского Союза выступили итальянские, венгерские, румынские дивизии, сыгравшие значительную роль в локальных победах вермахта. Не только они, конечно. Были ещё испанцы, финны, французы, хорваты и многие другие, но речь всё-таки об основных участниках, которые воевали не отдельными подразделениями, а даже целыми армиями. Союзники активно присутствуют на Восточном фронте в 41-м, 42-м, начале 43-го, а потом куда-то испаряются. Куда же? Дело в том, что после Сталинградской битвы они начинают кратно сокращать своё присутствие на фронте. Разделить с Рейхом радость победы — пожалуйста. Но оборонять Европу от большевизма — пусть немцы как-то сами.

Первые же проблемы заставляют союзников задуматься о том, стоит ли поддерживать Германию. Причём речь ведь ещё не идет о поражении в войне, в начале 1943-го оно было совершенно не очевидным. Во всяком случае, в Ставке Верховного Главнокомандования Красной Армии с опаской ждали лета. Бить «зимнего» немца (Московская и Сталинградская битвы) уже научились. С «летним» же немцем пока были определённые проблемы. Обе летних кампании — как в 1941-м, так и в 1942-м — вермахт успешно наступал, и никакие усилия Красной Армии не могли его остановить. Перелом в войне произошёл именно на Курской дуге. В этом смысле неоднократные попытки девальвировать значение Курской битвы, которая будто бы попала в пантеон побед Великой Отечественной лишь в брежневскую эпоху, противоречат всему, что мы знаем о той войне.

Почему союзники бросили немцев ещё до решающего сражения, вопрос отдельный, о нём немного ниже. Итогом же летнего разгрома стало отступление вермахта на линию Пантера—Вотан. Каково же было их удивление, когда выяснилось, что вместо якобы заготовленных заранее и разрекламированных пропагандой несокрушимых укреплений, от Красной Армии немцев отделяет лишь водная гладь Днепра. Восточного вала, как непрерывной линии укреплений и фортификационных сооружений, просто не существовало. Поэтому линия была вскоре прорвана, Днепр лишь ненадолго задержал наступление Красной Армии.

Интернациональное наследство войны

Теперь пару слов о несогласии в рядах немецких союзников. Известно, что если человека всё время называть свиньёй, рано или поздно он захрюкает. Во время Второй мировой немцы этим злоупотребляли. Посмотреть на мемуары маршалов вермахта, так среди союзников не было ни одного приличного солдата. Испанцы якобы воюют с гитарой в одной руке и с винтовкой в другой, причём гитара мешает стрелять, а винтовка — играть. Итальянцев можно не кормить до тех пор, пока выполнят всё, что им приказано. Румыны своей трусостью погубили 6-ю армию Паулюса. Финнов вообще не жалко, можно сжечь деревню вместе с жителями и оставить плакат: «Спасибо, союзнички».

Подобное отношение представляло собой не бытовые стереотипы, а было принято на уровне взаимодействия войск. Если союзники запрашивали помощи, то им немцы иронично отвечали, мол, вы разве не можете сами справиться с одним батальоном (хотя против них могла действовать полнокровная ударная армия). Их часто не предупреждали об отступлении. Нередко немцы не прикрывали фланги союзников. Так под Сталинградом во многом благодаря немцам были пленены румынские, итальянские и венгерские армии. С подобным столкнулась Голубая дивизия испанцев под Ленинградом, хотя им удалось отступить.

Ничего даже приблизительно похожего не было в многонациональной Красной Армии. Советские испанцы (много противников генерала Франко эмигрировали в СССР  после окончания гражданской войны) показали себя просто-таки героически. Прекрасно воевали хорваты, перешедшие на нашу сторону под Сталинградом. В 1941-м году армии прибалтийских республик — у них сохранились свои отдельные части со своими же старыми офицерами — плечом к плечу с Красной Армией встретили вермахт. Они только лишь год были в составе СССР, однако ни у кого из советских генералов даже в мыслях не было специально подставить, например, эстонский корпус под фланговый удар противника. Держались все вместе. Интернационализм — это колоссальный ресурс, который наша страна реализовала в полном объеме.

Именно этот проклинаемый кое-кем интернационализм мешает сегодня созданию отдельных национальных историй, в которых можно было бы всех разложить по полочкам. Вот история русского народа, вот украинского, вот какого-то третьего. Даже Киев освобождали все вместе — и ничего с этим уже не поделаешь. В том смысле, что элементом «обособленной» украинской истории этот эпизод Отечественной войны можно сделать только путём мифологизации и откровенной неправды.