Для тех, кто всегда переживает, что слов слишком много, выражу смысл материала одной фразой: не надо заниматься самоуспокоением — лучше не будет.
А теперь для всех остальных, которым одной фразы недостаточно.
Лучше, конечно, будет, но очень нескоро, доживут не все. Может случиться и так, что вообще никак не будет — некому будет даже эпитафию человечеству составить. Вначале уцелевшим будет не до того, а затем они тоже кончатся. Но мы, как реалисты, будем исходить из того, что рано или поздно, возможно даже после нас, худшее пройдёт и настанут лучшие дни.
Почему, как реалисты, если выше сказано, что человечество имеет все шансы исчезнуть относительно быстро и очень болезненно? Потому, что если худшее всё же произойдёт, то нет никакого смысла рефлексировать: запоздалая рефлексия никому не поможет, лишь отвлечёт временно выживших от бесплодной борьбы за существование. Так что реалистично рассматривать лишь один вариант будущего — в котором человечеству удалось избежать худшего. В таком случае у него будет не только возможность, но и необходимость проанализировать прошлое, чтобы избежать повторения опасного кризиса в будущем: не всегда же везти будет.
Начнём с того, что, если ситуацию удастся стабилизировать, это будет означать победу нынешнего антиамериканского блока, так как в случае победы США и их союзников ситуация будет деградировать дальше, до тех пор, пока самоистребительная война не останется единственным выходом. Евроамериканская цивилизация слишком привыкла рисковать войной и побеждать, чтобы отказаться от этого «последнего шанса».
От бросавшихся на Римскую империю германских племён до конкистадоров и современных США наполеоновский лозунг «надо ввязаться в бой, а там будет видно» составлял основу европейской цивилизации. Свободолюбивые херсуски Арминия, могучие кимвры и тевтоны, на победах над которыми выросла слава Мария, а также десятки более мелких или менее известных племён разбились о непобедимые легионы Рима, пока империя была расшатана достаточно для того, чтобы пасть перед готами, вандалами, франками, бургундами, баварами, лангобрадами. Испанские отряды численностью от нескольких десятков до полутысячи человек нападали на великие индейские цивилизации, располагавшие десятками тысяч воинов, североамериканская цивилизация создавалась в войне (вначале индейские войны, потом две войны с Великобританией, затем войны с соседями, наконец, гражданская и мировые). Ни одно достижение, ни один этап развития США не был возможен без войн.
При этом Америка далеко не всю свою историю была мощной военной державой. Не случайно разгром отряда генерала Джорджа Армстронга Кастера при Литл-Бигхорне до сих пор является одной из самых трагических страниц американской военной истории. Что такого в гибели отряда численностью с батальон (566 солдат, 31 офицер), притом что безвозвратные потери составили 266 человек (то есть большая часть отряда уцелела)? Ведь это случилось после Гражданской войны, в ходе которой на фронтах были потеряны шестьсот тысяч человек с обеих сторон.
Тем не менее американская регулярная армия, до Гражданской войны насчитывавшая около 15 тысяч человек под командованием генерал-майора, после войны была вновь сокращена до примерно тридцати тысяч человек (добровольцы разошлись по домам). Причём не факт, что все вакансии были заполнены, как правило, части армии США в мирное время испытывали довольно значительный некомплект. Увеличение численности армии во время войн происходило за счёт формирования добровольческих частей, многие из которых формировались богатыми людьми за свой счёт. Для такой армии потеря отряда Кастера была чувствительна. Кстати, и сам Кастер имел чин генерала только добровольческих частей, в регулярной армии он числился подполковником.
В общем, цивилизация, которой мы сейчас противостоим, привыкла решать войной малейший спор. В европейском феодализме, сформировавшем военную этику и политическую ментальность последующих формаций, было распространено понятие «частной войны» (меня обидели или мне показалось, что меня обидели, и вот я уже штурмую замок соседа, независимо от того, имел ли сосед отношение к моей обиде). Затем это вылилось в европейский же дуэльный кодекс. Не надо забывать, что до начала XVII века, а в некоторых случаях и после, дуэль была фактически небольшим сражением. Одна из групп могла иметь численный перевес, в «вопросах чести» не исключались засады и внезапные нападения, а победители не брезговали добычей: всё, что было на побеждённом в момент его гибели, по обычаю принадлежало победителю. Чистой воды бандитизм. Некоторые хорошие фехтовальщики из небогатых семей так себе на жизнь «зарабатывали».
Цивилизация, которой мы сейчас противостоим, иногда терпела поражения. Тогда она заключала мир, зализывала раны и вновь нападала, когда находила момент удобным. Это не было ноу-хау отдельного политика или государства, это цивилизационный (системный) признак. Запад так действовал всегда. В нашей истории и в истории Востока в целом случались политики, которые действовали подобным же образом. Но данный подход не приобрёл признака системности. Русских нельзя уговорить отправиться на войну с поляками, немцами или французами просто потому, что раньше с ними воевали, нужен дополнительный мотив, причём беспроигрышной будет только тема национальной безопасности. Экономический мотив, как бы он ни был важен, для многих уже будет недостаточно убедительным: нам, мол, невместно воевать за сырьё и рынки сбыта, нам своего довольно.
Для Запада любой мотив достаточен. Даже простое «мы с ними воевали, и они ещё живы». Потому что не зря же «мы с ними воевали», чем-то они нам (Западу) мешали, а раз ещё живы, значит мешают до сих пор.
Поэтому, несмотря на очевидный провал своей стратегии, на катастрофическое поражение на Украине, Запад не думает успокаиваться и соглашаться на компромисс. С его точки зрения у него достаточно ресурсов для продолжения конфронтации в режиме войны на истощение. Запад знает одну несомненную истину: можно воевать успешно или безуспешно, но нельзя воевать вечно. Рано или поздно война истощит либо экономику, либо психическую стабильность общества, либо и то и другое одновременно. Поэтому его идея заключается в том, чтобы продемонстрировать России свою способность навязать ей вечную периферийную войну, которая недостаточно болезненна, чтобы сразу переходить к ядерному формату, но постепенно подтачивает силы.
На сегодня Запад не готов к самостоятельному военному противостоянию с Россией. У него не хватает для этого ни подготовленных людей, ни техники, ни расходных материалов. На Западе рассчитывают заполнить пробел лет за пять-семь. Но это слишком большой срок, за это время, Россия покончит с Украиной, и у Запада просто не будет повода пугать своё население «русской агрессией», так как «нападение на Прибалтику и Польшу» не случится.
Понимая это, западные стратеги хотят начать малую европейскую войну с Россией, пока Украина ещё не добита. Смысл в том, чтобы восточноевропейские армии (польская, румынская, прибалтийские) поддержали бы ВСУ, спасли их от развала прямо сейчас, а сами бы получили боевой опыт и повод для резкого увеличения своей численности (в том числе и при помощи мобилизационных мероприятий). Прямое столкновение нескольких стран ЕС и НАТО с Россией снимет и вопросы по поводу финансирования ВПК и резкого наращивания вооружений. В общем, расширение зон конфликта должно не просто затянуть его, но дать то, что так надо сейчас ВСУ: приток живой силы и вооружений (напрямую в виде европейских контингентов), появление на фронте дальнобойного оружия, способного поражать объекты в глубине России, а также создание новых участков фронта (например, в Прибалтике), на которые будут частично отвлечены силы России с Украины и, главное, наличие которых «докажет» европейскому обывателю «опасность, исходящую от России».
За счёт этих мер Запад планирует затянуть войну на необходимые ему для достижения необходимой кондиции годы, с тем чтобы затем бросить на чашу весов свой возросший совокупный потенциал.
Война не является обязательным решением для Запада. Он потому и готов к миру на своих условиях (заморозка конфликта, без разрешения противоречий по существу), что надеется использовать годы мира с той же целью, что и затягивание войны — для усиления своих военных возможностей с последующим возвращением к открытому конфликту.
Запад не верит в то, что Россия может применить ядерное оружие, а именно не боится этого. Не боится потому, что привык, что все войны ведутся по его правилам: Запад когда хочет воюет и когда хочет мирится, главное же, именно он решает, где именно проходит граница войны. Запад в целом считал, что для разгрома России будет достаточно войны на Украине, сейчас «старый Запад», считает, что достаточно будет войны в Восточной Европе. Затем США решат, что достаточно будет принести в жертву Западную Европу. Так постепенно, когда дело дойдёт до ядерной кнопки, сами американцы будут уверены, что другого выхода у них нет, иначе «от России не отбиться».
Но даже если бы Запад точно знал, что на следующую его провокацию последует сокрушительный глобальный ядерный ответ, он всё равно пошёл бы на неё. Ибо герои Запада, созданные для него даже не Голливудом, а ещё Дюма и Вальтер Скоттом, всегда рискуют и побеждают без единого шанса на успех. И столетиями это работало. Это уже архетип. По-другому Запад не умеет.
Аборигены съели Кука потому, что не могли иначе. И Запад иначе не может. Потому нам надо думать не о том, как мы помиримся и заживём по-братски, а как уничтожить западную цивилизацию (не людей и материальные ценности, а именно духовные основы западной цивилизации), так, чтобы не сорваться в ядерный конфликт. В общем, надо делать то, что Запад делает по отношению к нам. Он ведь нас тоже всех убивать не хочет, только разрушить основы нашей цивилизации, превратить в коллективных украинцев, после чего нас можно было бы употреблять в пищу хоть под соусом, хоть в собственном соку.
Ростислав Ищенко,
специально для alternatio.org