Назначение его главным патриотическим героем, который внес наибольший вклад в становление украинской государственности, за что ему теперь полагаются памятники, мемориальные доски, улицы, посмертные ордена и почетное место в официальной историографии. Вроде как под давлением общественности и за неимением лучшего пришлось согласиться, что Бандера – это важная часть нашей истории, и закрыть глаза на его нацистские связи. Хотя опыт других наций Восточной Европы, чья историческая судьба мало отличается от украинской, наглядно доказывает, что решить эту проблему можно было гораздо менее вредоносными для имиджа страны способами.

Не вторая, а первая

 

Выбирать отца нации – это вообще любимое занятие почти всех государств Восточной Европы. Ведь всего каких-то сто лет назад в этой части карты, где сейчас раскидано полтора десятка разноцветных пятен, не было ничего, кроме скучной и длинной немецко-австро-русской границы. До сих пор живы многие из тех, кто своими глазами видел, как эти страны впервые обретали или восстанавливали свою государственную независимость. Поэтому вполне естественно, что национальным историографиям Восточной Европы приходится искать главного патриота среди персонажей новейшей истории.

Не менее естественно и то, что в отцы нации не годятся разные поэты, писатели, мыслители и прочие гуманитарные деятели, какими бы патриотичными они ни были. Нужно что-то более отважное и материальное, чем писанина, нужны воинские подвиги, нужно рисковать жизнью за нацию. И рисковать не когда-нибудь посреди безвременья, а в поворотные моменты мировой истории – то есть во время мировых войн.

Вот с этого момента и начинается ошибочная дорога украинского выбора в пользу Бандеры. Почти все страны Восточной Европы, даже те, кто обрел независимость значительно позже 1918 года, сконцентрировали свои национально-исторические изыскания на Первой мировой войне. Потому что, несмотря на некоторые попытки изобразить кайзеровскую Германию гуннами и врагом цивилизации, все в мире более-менее согласны, что Первая мировая война была войной национализмов. Там не было четких правых и виноватых, деления на добро и зло, зато было навалом возможностей проявить себя для национальных лидеров.

Отец современной Польши Пилсудский активно сотрудничал с проигравшими центральными державами и даже какое-то время воевал на их стороне. Но ничего страшного: они ему пообещали восстановить Польшу хоть в каких-то границах – вот он с ними и сотрудничал. А потом вовремя сориентировался и перешел на сторону Антанты. Там его прекрасно приняли, и никто не предъявлял к нему претензий как к кайзеровскому коллаборационисту.

Точно так же именно из Первой мировой войны взяли себе в отцы нации чехи – Масарика, сербы – Пашича, латыши – Улманиса, эстонцы – Пятса, финны – Маннергейма. Может, к ним и есть некоторые претензии по поводу того, с кем они сотрудничали и как себя вели, оказавшись у власти, но все это простительные мелочи на фоне их очевидных заслуг в деле национального строительства.

Проделать то же самое с участниками Второй мировой войны невозможно. Потому что там именно что была война добра со злом. И дела обстоят таким образом не только с точки зрения русских, но и с точки зрения Запада тоже. Никакими аргументами, подробностями и смягчающими обстоятельствами не получится переломить эту общемировую концепцию. Восточноевропейские разговоры про войну двух одинаково чудовищных монстров никогда не найдут понимания не только в России, но и на Западе. Потому что иначе получится, что Запад воевал в одном союзе с таким же кровавым тираном, как Гитлер. Помогал ему оружием, обнимался на Эльбе, а потом закрыл глаза на захват Восточной Европы. Естественно, Запад такого никогда не признает, поэтому на международном уровне любое сотрудничество с Гитлером навсегда останется сотрудничеством с абсолютным злом, и никакие дополнительные уточнения здесь ничего не изменят. А значит, Бандера обречен отпугивать от Украины цивилизованные страны.

Астрофизик лучше президента

Тут можно возразить, что полякам или прибалтам удобно опираться на Первую мировую войну – их страны потом еще двадцать лет были независимыми, а независимая Украина просуществовала в 1918 году всего год. Но во Вторую мировую войну Украина вообще не существовала нисколько и ни в каком виде. Мало того, в Восточной Европе есть страны, которые так же, как и Украина, стали независимыми не в 1918 году, а только в 90-е годы XX века, но это не помешало им выбрать себе отца нации среди героев именно Первой мировой войны.

Если посмотреть на Словакию, то там ситуация с национальными героями еще труднее, чем у Украины. В отличие от украинцев, словаки в 1918 году вообще не получили ничего похожего на хотя бы мимолетную независимость. Впервые Словакия стала государством только в 1939 году при непосредственной помощи Гитлера. Ее первым президентом в 1939–45 годы был католический священник Йозеф Тисо. До этого он не был ни душегубом, ни партизаном, ни террористом, а участвовал в легальной политике демократической Чехословакии, был лидером партии словацких автономистов. Да и на предложение Гитлера объявить Словакию независимой Тисо согласился в основном потому, что иначе страна целиком бы отошла к Венгрии.

Обвинять Тисо в гибели словацких евреев довольно странно, потому что его о них никто не спрашивал. Он, конечно, придерживался консервативных взглядов, которые в ту эпоху почти неизбежно включали антисемитизм, но людоедом Тисо очевидно не был. Просто старался сохранить свой собственный малый народ, не особенно заботясь о других.

И тем не менее никакого сколько-нибудь массового культа отца словацкой государственности Йозефа Тисо в сегодняшней Словакии не существует. Есть небольшая группа неофашистов, которая раз в год собирается, чтобы почтить его память у единственного в стране крохотного памятника в далекой деревне Чайковце. Но это обязательно сопровождается общественным осуждением, и ни одна из сегодняшних парламентских партий Словакии не рискнет хорошо отозваться о Тисо или похвалить его вклад в развитие словацкой нации.

А отцом нации словаки выбрали совсем другого человека – Милана Штефаника. Он был астрофизик, дипломат и генерал французской армии. Командовал чехословацкими добровольцами, сражавшимися на стороне Антанты в Первой мировой войне. Штефаник погиб в авиакатастрофе весной 1919 года и не сделал ничего особо полезного для словацкой государственности. Тогда Словакия просто перешла из состава Венгрии в состав Чехословакии. То есть вместо интеграции в венгров интегрировались в более близких чехов, потому что даже либеральный Масарик считал словаков просто менее развитой разновидностью чехов и не предоставил им особой автономии.

Но Штефаник – приличный человек. В отличие от Тисо, за него не стыдно. Нет фотографий, где бы он заискивающе улыбался, пожимая руку Гитлеру. Поэтому словаки решили, что лучше любить Штефаника. И это ему полагаются памятники на видных местах, портреты в госучреждениях, мемориальные доски и прочие геройские почести. По опросам, большинство словаков называет своим главным национальным героем Штефаника, а первый словацкий президент Тисо, наоборот, лидирует в списке главных исторических злодеев.

Дальше без усташей

Другой пример осторожного выбора отца нации – это Хорватия. Ей тоже ничего не досталось по итогам Первой мировой войны. Получить собственную государственность хорваты смогли только в 1941 году – естественно, с помощью Гитлера и с неизбежным созданием марионеточного фашистского режима усташей во главе с Анте Павеличем. Хорватам было очень тяжело не влюбиться в этого персонажа, потому что Павелич не просто воссоздал хорватскую государственность, но еще и сражался с поработителями сербами. То есть начал ту войну за независимость от Белграда, которую хорваты продолжили уже в 90-х годах.

И действительно, во время гражданской войны в Югославии и в первые годы независимости усташи и их лидер Павелич пользовались в Хорватии большой популярностью. Но потом центральные власти (и левые, и правые) аккуратно этот культ свернули. Лидеры станы выступали в концлагере Ясеновац с осуждением фашизма, из Аргентины экстрадировали старика-усташа Шакича и дали ему реальный тюремный срок (20 лет). В 2003 году в Хорватии был принят закон, прямо запрещающий оправдание «нацизма, фашизма, расизма и ксенофобии». Тогда же на уровне правительства решили переименовать все улицы, которые за годы независимости успели назвать в честь разных усташских деятелей.

Павелич и усташи по-прежнему любимы небольшими партиями хорватских неофашистов и футбольных фанатов, но любые попытки как-то похвалить заслуги хорватских друзей нацистов довольно жестко пресекаются, как, например, группе активистов не дали поставить памятник Павеличу в 2009 году. Вместо Павелича первым президентом Хорватии и отцом хорватской независимости официально считается Фарньо Туджман, деятель уже из 90-х годов XX века. Во Вторую мировую войну он воевал в рядах коммунистических партизан Тито и благополучно скончался в 1999 году. В целом его правление трудно назвать образцовым, но чем дальше отходят в прошлое воспоминания о тяжелых 90-х годах, тем прочнее президент Туджман заслоняет в сознании хорватов других, гораздо более сомнительных героев их национальной истории.

У украинцев первый президент Кравчук еще жив и не замечен в ратных подвигах за независимость родины, поэтому сделать его отцом нации не так просто. Но есть же целая группа вполне приличных людей, создавших украинскую независимость 1918 года. В отличие от Словакии и Хорватии или от Второй мировой войны, тогда Украина действительно некоторое время существовала как государство, поэтому совершенно не понятно, почему нельзя заменить сомнительного Бандеру на гораздо более респектабельного Грушевского или Скоропадского. Ну или хотя бы на Петлюру – хуже Бандеры все равно уже не будет.

Правда, эти деятели не отличались такой животной русофобией, как Бандера, но, наверное, это все-таки к лучшему. Культ Бандеры неизбежно, на пустом месте будет вызывать новые и новые проблемы в отношениях Украины не только с Москвой, но и с Польшей, и вообще с Западом. Потому что, услышав про сотрудничество с Гитлером, никто не станет слушать дальнейшие уточнения про арест, концлагерь Заксенхаузен и благородные цели. У человечества уже сложилась довольно четкая концепция Второй мировой войны, и никто не будет ее переделывать ради Украины.