Цена Смуты 90-х...

Николай Иванов

Фото: Георгий Пинхасов/ Magnum Photos/ Agency.Photographer.ru

Ужасающий трагизм распада СССР до сих пор не признан всем российским обществом, консенсусная оценка тех событий не выработана. Конечно, об огромных жертвах, которые повлек за собой распад страны, говорят многие, иногда под влиянием эмоций количество жертв даже преувеличивается — так поступают представители «патриотической» общественности. Но многие другие полагают, что распад Советского Союза произошел «практически бескровно» — и это точка зрения общественности «либеральной».

При обсуждении советской истории у нас принято указывать на пренебрежение ценностью человеческой жизни. Например, говорят, что война не закончена, пока не похоронен последний солдат, а мы здесь, в России, не только не похоронили всех павших в Великой Отечественной, но даже не стремимся точно посчитать, сколько же их было. Или в отношении советской индустриализации обсуждается ее цена, выраженная жертвами репрессий, невзгод и голода. Подобная постановка вопросов правомерна, но на этом фоне особенно странно выглядит пренебрежение жертвами тех событий, что происходили совсем недавно, более того, событий, которые еще не закончились, поскольку многие конфликты, вызванные распадом СССР, еще не разрешены, еще грозят обернуться очередным военным противостоянием. На наш взгляд, такое пренебрежение судьбой своих соотечественников, пусть даже и бывших, совершенно недопустимо для общества, претендующего быть гуманистическим.

Сколько же людей пострадало в 90-е годы прошлого века? Сначала о погибших в многочисленных вооруженных конфликтах, по сути в гражданских войнах. А таких войн было много — Приднестровье, Карабах, Абхазия, Южная Осетия, Таджикистан, Чечня. На обложке этого номера мы написали: 300 тыс. жертв. Но это неверная цифра, точных данных нет, это всего лишь масштаб потерь. Оценки простираются в огромном диапазоне — примерно от 100 тыс. до 600 тыс. погибших.

Важно понимать, что, даже если погибло не 600 тыс., а 100 тыс. человек, это все равно очень много, количество жертв нашей недавней истории сопоставимо с жертвами «обычной» гражданской войны. В таблице 1 приведены данные о потерях в некоторых гражданских войнах в XIX–XX веках. Конечно, Гражданская война 1918–1920 годов в России стоит особняком, она была чрезвычайно кровопролитной. Но в других войнах, в частности в США, Испании и в недавней войне в Югославии, число жертв было сопоставимо с российским.

Прямые потери

Вряд ли точная и исчерпывающая информация о количестве жертв когда-то появится. Людские потери и число беженцев в позднесоветских и постсоветских вооруженных конфликтах демографы подсчитали — пример такого подсчета, сделанного Владимиром Мукомелем, приводится в таблице 2, эти данные, по крайней мере, имеют понятную источниковую базу и могут быть верифицированы. Однако на любой такой подсчет приходится множество оговорок, касающихся его точности.

Во-первых, во многих конфликтах у сторон не было возможности вести точный учет потерь. Одно дело осетино-ингушский конфликт, вооруженная фаза которого длилась меньше недели и была прекращена усилиями центральных властей России. Все события здесь были локализованы и по месту, и по времени, имелась нейтральная сила, способная более или менее непредвзято установить факты (правда, мнение о непредвзятости российских властей разделяют далеко не все участники конфликта). Или погромы турок-месхетинцев в 1989 году в узбекской Фергане и узбеков в киргизском Оше в 1990-м — тогда вмешивались советские органы власти. Другое дело конфликт в Нагорном Карабахе, в котором вооруженное противостояние длилось практически четыре года, превратившись после распада СССР в полномасштабную войну между двумя независимыми государствами (Армения официально не считала себя стороной конфликта, однако ни для кого не было секретом участие ее армии в войне на стороне карабахских армян и массовый приток в Карабах вооруженных добровольцев с ее территории). Оба независимых государства не отличались прочностью и эффективностью своих бюрократических структур, которые, по логике вещей, должны были вести учет потерь. Кроме регулярных частей (а их регулярность часто была относительной) в боях участвовали нерегулярные вооруженные группы, значит, рассчитывать на точность армейской статистики тоже не приходится. Многие азербайджанские солдаты остались на территории, контролирующейся их противником, — либо убитыми, либо пленными. Многие пленные были убиты — о Женевской конвенции в постсоветских войнах никто не вспоминал. Известны и описаны случаи массовой гибели мирных жителей, но едва ли в том кровавом хаосе возможно было документировать все потери среди гражданского населения с обеих сторон. Другой пример — гражданская война в Таджикистане, продолжавшаяся, если считать от начала вооруженных столкновений и до подписания соглашения о примирении, пять лет и сочетавшая в себе свойства полномасштабной войны с традиционной резней.

Во-вторых, и число жертв, и число беженцев были и остаются предметом политических манипуляций. Один пример здесь — заявления официальных представителей Азербайджана, что на территории страны находится свыше миллиона вынужденных переселенцев из Армении, Карабаха и прилегающих к нему районов, оккупированных силами армян. По подсчетам азербайджанского исследователя Арифа Юнусова, опирающегося на данные национальной статистической службы, в начале 2000-х в стране было зарегистрировано 797 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев, причем в их числе было до нескольких десятков тысяч месхетинских турок, бежавших в Азербайджан от погромов в Фергане в 1989 году. Другой пример — заявления властей Чечни, как сепаратистских, так и лояльных, о 250–300 тыс. убитых в республике в ходе двух войн. Демограф Сергей Максудов пишет по этому поводу, что среднее соотношение убитых и раненых в ходе боевых действий — 1:3, то есть если цифра 200 тыс. убитых, названная председателем парламента Чечни Дукувахой Абдурахмановым, верна, то убит или ранен должен быть каждый чеченец. Сам Максудов, основываясь на расчетах по косвенным данным, полагает, что жертвами дудаевского режима, двух войн в Чечне и терактов стали около 50 тыс. человек.

Карабах — война между двумя республиками бывшего СССР

Фото: ИТАР-ТАСС

В-третьих, во многих случаях непонятно, где начинать отсчет, а где ставить точку. В подсчете Владимира Мукомеля данные о числе жертв чеченского конфликта даны только с 1994 года. Но кровь лилась в республике и раньше. Несколько человек были убиты во время «чеченской революции», когда Верховный совет Чечено-Ингушетии был распущен и к власти пришел Джохар Дудаев. Затем начались вооруженные столкновения между сторонниками Дудаева и оппозицией. Наконец, в первые годы фактической независимости Чечни ее были вынуждены покинуть многие русские, столкнувшиеся с насилием вооруженных группировок, которые Дудаев не мог или не хотел сдерживать. Вероятно, подсчет прямых потерь русских жителей Чечни и вовсе уже невозможен. Учет преступлений в де-факто независимой республике не велся. Сергей Максудов считает, что от насилия со стороны соседей погибло от 4 тыс. до 8 тыс. русских, и отмечает, что между переписями 1989-го и 2002 года численность русского населения Чечни сократилась с 300 тыс. до 20 тыс. человек.

До какого времени вести подсчет? Перестрелки на линии соприкосновения армянских и азербайджанских войск до сих пор уносят до нескольких десятков жизней в год. Считать ли это продолжением распада Советского Союза? Считать ли таковым вторую чеченскую войну? Считать ли погромы узбекских кварталов в Оше на юге Киргизии летом прошлого года (по данным международной комиссии, расследовавшей эти события, погибло 470 человек) продолжением таких же погромов 1990 года? Следует ли относить к жертвам распада СССР тех, кто погиб в августе 2008-го в Южной Осетии и в Грузии? Это 606 человек, считая военных и гражданских с обеих сторон.

Косвенные потери

Распад Советского Союза означал и распад элементарного государственного порядка. Если число жертв политического насилия выясняют и публикуют, то с жертвами насилия неполитического все обстоит гораздо хуже. С конца 1980-х до начала 1990-х в России число убийств, по некоторым оценкам, выросло в два раза (в крупных городах рост насильственных преступлений мог быть многократным), а с 1992-го по 1997 год в стране было убито 169 тыс. человек.

По данным «Демоскоп-Weekly», к началу 2000-х в России смертность от внешних причин (то есть не от болезней, а от убийств и самоубийств, несчастных случаев) составляла свыше 200 смертей на 100 тыс. населения и 15% всей смертности. А в предыдущее десятилетие смертность от внешних причин дважды (в 1993–1996-м и в 1999-м) превышала число смертей от рака. Среди смертности от внешних причин первое место — до четверти всех случаев у мужчин — в 1990-е занимали самоубийства. По данным Всемирной организации здравоохранения, в середине 1990-х первые пять мест по числу самоубийств на 100 тыс. населения занимали постсоветские страны: Литва, Россия, Латвия, Эстония и Казахстан.

Абхазия — одна из трех войн постсоветской Грузии

Фото: Олег Климов/ Agency.Photographer.ru

Общая смертность с 1989-го по 1994 год выросла с 10 до 16 случаев на тысячу населения в год. Такой рост считается беспрецедентным для мирного времени. По мнению профессора Российской экономической школы Владимира Попова, этот скачок смертности объясняется массовым стрессом, пережитым людьми на историческом переломе. Смертность резко выросла на всем постсоветском пространстве и в странах бывшего соцлагеря. Существуют оценки, согласно которым этот всплеск унес жизни в общей сложности 3–3,5 млн граждан бывшего Советского Союза.

Распад СССР породил не только вооруженные конфликты, а конфликты вели не только к прямым потерям. Экономический спад в республиках, переживших конфликты, оказался особенно велик. ВВП Таджикистана сократился на 65% по сравнению с уровнем 1990 года. Сопоставимый спад был в Грузии, где помимо конфликтов в Абхазии и Южной Осетии произошла гражданская война. Армения и Азербайджан потеряли больше половины своих экономик.

Эти потери означали не просто провал в бедность. Постсоветская экономическая катастрофа нанесла удар по самым высокотехнологичным промышленным отраслям. Армения потеряла свою электронную промышленность, ранее работавшую на советский ВПК. Азербайджан — нефтяное машиностроение, которое, по данным экспертов Российского института стратегических исследований, в советские времена обеспечивало до 80% потребностей всей нефтедобывающей промышленности СССР. Молдавия с потерей Приднестровья лишилась половины своего промышленного потенциала. Приднестровье немного выиграло от фактической независимости — его оборонные предприятия потеряли заказы, а гражданские столкнулись с понятными трудностями в привлечении инвестиций и сбыте.

Крах промышленности означал и крах прежнего жизненного уклада для миллионов бывших советских граждан. По сути, новые независимые страны утратили тот «советский средний класс», который составлял либо большинство, либо значительную долю их населения до распада СССР. Этот класс читал книги и газеты, интересовался политикой, составил массовую базу перестройки, а потом — массовую базу национальных движений. От прежних привычек ему пришлось избавиться. Инженеры или переквалифицировались в крестьян, как это было в Армении, — правительство догадалось быстро раздать землю в частные руки, не без оснований посчитав, что часть людей сама себя прокормит, после чего демографы зафиксировали отток населения в сельскую местность, — или уехали на заработки.

Началась повальная эмиграция: люди бежали либо от войны, либо от безработицы. Азербайджан и Армению покинуло, по данным Арифа Юнусова, до четверти населения. Грузия потеряла до пятой части своих жителей, и впервые в своей этнической истории грузины образовали массовую диаспору. По данным демографа Жанны Зайончковской, миграция между странами СНГ в 1992 году составила 1900 тыс. человек, а в 1994-м — 1550 тыс. За время между переписями 1989-го и 2002 года одна Россия приняла 11 млн иммигрантов, подавляющее большинство которых составили выходцы из постсоветских стран.

В 1990-е число убийств в России выросло в два раза

Фото: ИТАР-ТАСС

Помимо тех, кто уехал насовсем, были и те, кто уезжал на заработки. К началу 2000-х до 2 млн граждан Азербайджана постоянно находились за границей, переводя домой до 2,5 млрд долларов в год (данные Арифа Юнусова). Это означало разорванные семьи и, как правило, работу на износ вдали от дома. Уезжали в основном люди трудоспособного возраста. Для их стран это означало старение населения, падение рождаемости, сокращение налогов при росте потребностей в социальном обеспечении. По оценке демографа Иосифа Арчвадзе, на каждого пенсионера в Грузии приходится 0,75 занятого. В России, где старение населения и перенапряжение пенсионной системы одна из острых политических тем, этот показатель составляет 1,7.

Есть парадокс общественной памяти о трагедиях, которыми сопровождался распад СССР. Политически мотивированных версий — в избытке. Спектр согласия о фактической стороне тех или иных драматических эпизодов недавней общей истории очень узок — фактически он охватывает лишь профессиональные сообщества исследователей, изучающих эту недавнюю историю; условно, только в этой среде армяне и азербайджанцы иногда могут худо-бедно прийти к консенсусным оценкам числа жертв в их войне. А на том месте, где должно быть осмысление пережитой нами катастрофы, — большое белое пятно.               

    http://expert.ru/expert/2012/01/tsena-porazheniya/