Советские историки никогда не проводили анализ предпосылок и причин голода 1932–1933 годов, поразившего самые хлебные районы СССР. Инсинуации украинских политиков, сделавших голодомор на Украине беспроигрышной агиткой с националистическим душком, не прояснили, а лишь затемнили суть происходившего в те годы. Поэтому серьезные, глубокие статьи Сергея Журавлева «Голод 1932–1933 годов: причины реальные и мнимые» и «Вековой переход из капитализма в капитализм» в «Эксперте» № 1 за 2012 год особенно обращают на себя внимание. Однако, ни в коем случае не беря под сомнение экономические аспекты, ставшие предметом исследования Сергея Журавлева, трудно согласиться с автором, когда, используя одни лишь обобщенные экономические данные, он, например, замечает, что утверждать, будто у колхозников выгребали последнее, — нельзя. Документы тех лет говорят об обратном.
Недовольство крестьянства растущей бедностью и малоземельем назревало давно. Начало XX века ознаменовалось в России аграрными погромами, первыми предвестниками которых стали крестьянские беспорядки в Харьковской и Полтавской губерниях. В 1905–1906 годах зарево погромов разгорелось с небывалой до того силой — они захлестнули всю Россию: крестьяне жгли помещичьи усадьбы, вырубали барский лес… Параллельно назревал продовольственный кризис. Законы 1906, 1910 и 1911 годов, принятые в России по инициативе П. А. Столыпина и названные Столыпинской реформой, не дали ожидаемого результата. Напротив, в сельском хозяйстве начался застой. Продовольственный кризис в России не был следствием Октябрьской революции. Он возник в годы Первой мировой войны. В 1917 году Временное правительство отменило Столыпинскую реформу. Голод становился реальным и все более значимым фактором развития событий. «Хлеб голодным!» — этот лозунг был одним из главных в русских революциях 1917 года.
Свержение монархии крестьяне восприняли как долгожданную санкцию свыше на ликвидацию помещичьего землевладения. В 1917 году реальная власть во многих губерниях оказалась в руках крестьянских Советов, и еще до Декрета о земле от 26 октября (8 ноября) 1917 года крестьяне забрали земли помещиков себе. Однако летом 1918-го страна вступила в период продразверстки, идеи которой были сформулированы, но до конца не воплощены еще Временным правительством. Закон, подготовленный кадетом А. И. Шингаревым и принятый Временным правительством 25 марта 1917 года, имел вполне большевистское название «О передаче хлеба в распоряжение государства». Продовольственная политика первых лет советской власти вырастала из объективных обстоятельств того времени, ее основы определились еще до октября 1917-го и имели для крестьянства самые трагические последствия.
«Крестовый поход» за хлебом осуществлялся путем массовой отправки продовольственных отрядов в деревню, где хлеба и так становилось все меньше, поскольку в результате революций произошел так называемый трансформационный спад. Если до революции доля товарного хлеба, производимого в помещичьих усадьбах России, составляла 600 млн пудов, а хозяйства «столыпинских», зажиточных крестьян давали еще 1900 млн, то в процессе перераспределения земель помещиков многие бедные крестьяне землю получили, а немало зажиточных — частично потеряли. В результате российская деревня превратилась в миллионы крестьянских хозяйств, ориентированных лишь на самопропитание (их товарность не превышала 11%). Трансформационный спад усугублялся политикой продразверстки. Скажем, в Тамбовской губернии, вскоре ставшей родиной Антоновского мятежа, уже к октябрю 1918 года действовало 50 продотрядов из Петрограда, Москвы, Череповца и других городов общей численностью до 5 тыс. человек. К маю 1919 года численность продармии в Советской России перевалила за 30 тыс. человек.
Самой распространенной формой сопротивления продразверстке стало резкое сокращение крестьянином своего хозяйства. В той же Тамбовской губернии в 1918 году на одно хозяйство приходилось в среднем 4,3 десятины посева, а в 1920-м лишь 2,8.
Только ли необходимостью преодоления продовольственного кризиса объяснялась политика советской власти по отношению к селу? В работе «Удержат ли большевики государственную власть?» В. И. Ленин писал: «Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства, в руках полновластных Советов, самым могучим средством учета и контроля… Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов Конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление. Нам этого мало». Следовательно, на тот момент главнейшей задачей было удержание власти.
Возможно, этим и объяснялась та чудовищная жестокость, с которой происходило установление советской власти в деревне. Так, в письме командующего казачьим корпусом Красной армии Ф. Миронова В. И. Ленину, датированному 31 июля 1919 года, говорится: «...Мне не хватает ни времени, ни бумаги, чтобы рассказать Вам, Владимир Ильич, об ужасах "строительства коммунизма” в Донской области. В других сельских местностях не лучше». Миронов писал: «Я думаю, что коммунистический режим — длинный и терпеливый процесс, дело сердца, а не насилия». Но не его слова в конце концов заставили пересмотреть позицию властей по отношению к деревне.
В 1920–1921 годах Гражданская война становится крестьянской войной. М. H. Покровский писал, что в 1921 году «центр РСФСР был охвачен почти сплошным кольцом крестьянских восстаний от приднепровского Махно до приволжского Антонова». Однако размах крестьянской войны был значительно шире, чем признавал Покровский. Красная армия вела войну с крестьянами также в Белоруссии, Юго-Восточном крае, Восточной и Западной Сибири, Карелии, Средней Азии. Расширялась не только география крестьянского движения; оно принимало массовый характер. Возникали подлинно крестьянские армии: в конце 1920 года армия Махно на Украине насчитывала 40–50 тыс. бойцов; Партизанская армия Тамбовского края Антонова достигла в январе 1921 года 40 тыс. человек.
Непрекращающееся сопротивление крестьян, Кронштадтский мятеж и антоновщина, по мнению ряда историков, подтолкнули власть к изменению курса: в стране Советов был объявлен НЭП. Благодаря новому курсу в уборочной кампании 1925 года валовой сбор зерна превысил показатели 1913 года на 11%, льна — на 12%; к результатам, близким к 1913 году, подошло и животноводство. При этом львиную долю товарного зерна и мяса давали середняцкие хозяйства. К этому периоду относится расцвет организационно-производственной научной школы, которую возглавлял выдающийся российский экономист и социолог Александр Чаянов.
Чаянов разработал теорию дифференциальных оптимумов. Суть ее в том, что в сельскохозяйственном производстве все явления и процессы имеют свои оптимальные размеры, при которых обеспечивается соответствие между размерами земельной площади, количеством применяемой техники и количеством работников. Найти оптимум — значит найти точку минимальных издержек на единицу продукции.
Чаянов утверждал, что мотивация хозяйственной деятельности крестьянина отлична от мотивации предпринимателя. Для анализа внутрихозяйственных процессов и установления природы мотивации хозяйственной деятельности крестьянской семьи применялась теория потребительского баланса.
К моменту окончательного разгрома прежнего уклада деревни, то есть к 1929 году, Чаянов и его школа с научной точки зрения сумели разрешить оказавшиеся столь актуальными для России 1920-х проблемы, которые были определены дискуссией, разгоревшейся в Европе в последней трети XIX века. Но окончательную точку в споре все же поставили не ученые, а власть.
Чем руководствовался Сталин, заменив научный подход политическим вердиктом, сформулированным в виде идеи «великого перелома», сказать наверняка невозможно. Быть может, в относительно независимом крестьянстве он продолжал видеть опасного врага или, памятуя о необходимости хлебной монополии, стремился именно производство зерна поставить на промышленную основу. Вполне вероятно, что им двигало обычное человеческое нетерпение, желание в кратчайшие сроки поставить сельское хозяйство на индустриальную, промышленную основу так, как это понимали марксисты.
Несмотря на ускоренные темпы коллективизации, проводившейся с той же жестокостью, с какой большевики осуществляли продразверстку, к 1932 году очень многие крестьяне все еще оставались хозяевами на своей земле. Скажем, в самой «хлебной» тогда республике, Украине, коллективизацией было охвачено лишь 65–70%. И потому репрессии, обрушившиеся на крестьянство с началом коллективизации в 1929 году, к середине 1932-го не только не стихли, но для главных житниц — Украины, Дона и Кубани — лишь набирали обороты. Повсеместно использовалась практика конфискации зерна, имущества, а то и домов, описанных за неуплату налогов в счет 1931 года. Налоги определялись не только в натуральных продуктах (зерно, сено и проч.), но в денежном выражении. Поэтому продажу хлеба на рынке то разрешали, чтобы получить от крестьян деньги, то опять запрещали и выставляли заградительные отряды. Постановлением от 6 мая 1932 года была формально разрешена колхозная торговля хлебом, но после того, как будут полностью выполнены планы по хлебозаготовке и семенному фонду («Правда», № 125 от 7 мая 1932 года). Для крестьян Украины и Северного Кавказа план этот оказался неподъемным.
Несмотря на то что урожай в 1932 году был намного лучше, чем в 1931-м, Сталин в своей речи 11 января 1933 года заявил, что хлебозаготовки идут хуже, чем в предыдущем году.
С хлебозаготовками уже невозможно было справиться силами буксирных бригад, формируемых на местах. Как и в годы раскулачивания, наряду с сельскими активистами были мобилизованы члены партии и комсомола из города. Начиная с октября-ноября тон постановлений о хлебозаготовках становится все более угрожающим.
С этого времени по инициативе районных исполнительных комитетов (РИК) начинается экономическая блокада сел с плохими показателями по хлебозаготовкам. Вскоре эта инициатива низов будет подхвачена верхами и распространена на целые районы. Всего через 11 дней, 15 декабря 1932 года, в центральной прессе был опубликован перечень районов, подлежащих внесению в черный список. Из 358 районов Украины блокированными оказалось 88 — в Днепропетровской, Донецкой, Черниговской, Одесской и Харьковской областях.
Тотальная экономическая блокада сопровождалась изъятием хлеба у крестьян силами буксирных бригад. На этом, впрочем, не останавливались: у крестьян описывали и изымали имущество, целыми семьями ссылали в Сибирь. Новая волна раскулачивания, судебных дел, распродажи крестьянского имущества прокатилась, как и в 1929 году, по Украине и Северному Кавказу, захлебнувшись в марте 1933-го повальным мором. Тем не менее план по хлебозаготовкам так и не был выполнен.
В начале 1933 года была объявлена новая принудительная поставка уже несуществующего зерна. Пленум ВКП(б) постановил назначить секретаря ЦК ВКП(б) П. П. Постышева вторым секретарем ЦК Украины и первым секретарем столичного Харьковского обкома. С его приходом на новую должность выявлять запасы зерна стали еще более жестко. И начался мор.
Безусловно, государство не собиралось морить своих крестьян голодом. Власти предержащие просто не видели очевидного: в селах не осталось ни продовольствия, ни посевного зерна. Из деревни вытряхнули все. Тем не менее Павел Постышев отказал в отправке продуктов в села, заявив, что не может быть и речи о государственной помощи посевным зерном: крестьяне должны изыскать его сами. Голодная смерть стала обычным явлением на Украине и Северном Кавказе.
Ситуация меняется, как на фронте, и если тремя неделями ранее центр еще надеялся, что для посева зерно как-то отыщется, то уже 25 февраля 1933 года в «Правде» публикуется указ «О помощи в севе колхозам Украины и Северного Кавказа». В нем говорится о предоставлении 325 тыс. тонн посевного зерна Украине и 230 тыс. тонн — Северному Кавказу. Но это зерно для посева, а голодный мор уже охватил все главные житницы СССР. Умирали не только те, кто не сдал хлеб; умирали активисты, бывшие красноармейцы, их семьи. И власти, еще вчера вытряхивавшие все до последнего зернышка из крестьянских изб, вдруг заговорили о помощи отдельным колхозникам.
Из постановления президиума Балаклеевского райисполкома Харьковской области от 27 марта 1933 года:
Оглашению не подлежит.
Слушали: О помощи отдельным колхозникам, колхозным семьям, единоличникам и их детям.
Постановили: Для успешного проведения заготовки и сбора продуктов в районе, а также сбора денег для своевременного оказания помощи колхозникам, колхозным семьям и единоличникам, в частности, семьям красноармейцев, красных партизан и их детям организовать в районе пятерку в составе: Председатель райисполкома Урусов, нач. рай. ГПУ Свинков и др.
Возложить на пятерку обеспечение успешного хода заготовки и добровольного (выделено мной. — А. К.) сбора продуктов и денег.
Поручить пятерке на протяжении пяти дней в селах, особенно нуждающихся в помощи, организовать при колхозах детясли, а при школах — горячие завтраки.
Определить количество зерна, которое должны сдать следующие совхозы. Далее идет перечень совхозов и приписка: «Совхозы имеют право сдавать зернохлеб любой культурой».
Руководители РИКа еще надеялись вытрясти из умирающих от голода крестьян последнее, чтобы успеть сохранить в живых хотя бы приближенных к ним активистов. Понимали, что скоро будет поздно. Впервые здесь сказано об организации яслей в районе.
Люди умирали от голода, а вместо продуктов из области в район и из района в сельсоветы шли и шли депеши секретного содержания:
Балаклеевский райисполком Харьковской области. 3 апреля 1933 года. Оглашению не подлежит. Лично председателю N-го сельсовета.
На основании решения президиума РИКа от 27 марта 1933 года Вами должны быть созданы сельтройки в составе: Председатель тройки — председатель сельсовета и членов: уполномоченный РИКа, секретарь партячейки, с привлечением к работе в тройке учителя или учительницу, 1–2 сельактивистов — колхозников, в числе которых желательно иметь женщину.
Для осуществления успешного проведения материальной помощи отдельным колхозникам, колхозным семьям, единоличникам, их детям и семьям красноармейцев Вам предлагается на протяжении пятидневного срока проделать нижеследующую работу…
Однако даже под бдительным оком ГПУ вытрясти из умирающей деревни продукты было уже практически невозможно. Под приказы и понукания умудрялись собирать какие-то крохи.
Обращает на себя внимание количество подобранных детей, там нет единиц — только десятки. Интересовали не дети (сколько их умрет потом!) — интересовала тенденция!
Что же касается организации детдомов, то вот один из сотен практически одинаковых актов обследования:
Обследование детского дома им. Крупской в с. Пески 4 июля 1933 года показало: в доме, отведенном для больных детей разного возраста, находится 37 душ в одной комнате. Из них 12 душ температурящих оказались при осмотре тифозными больными. Остальные поносные с неустановленным диагнозом. Из них один агонизирующий. Дети скучены. Лежат по нескольку (до шести) на одном топчане на соломенных матрасах. Укрыты холстиной.
Вымирающая деревня пыталась вырваться в город. Там от голода не умирали. Для партийного и государственного аппарата были организованы специальные столовые, эта категория граждан получала и спецпайки. В апреле 1933 года для горожан отменили хлебные карточки, и в магазине можно было купить (пусть и по немыслимой цене) по килограмму хлеба на человека. Но на крестьян это положение не распространялось.
Чтобы остановить миграцию крестьян в город, весной 1933 года с особой строгостью стали применять постановление, запрещающее передвижение по дорогам без специальных пропусков. Например, Балаклеевский РИК рассылал директивы подведомственным ему сельсоветам.
Балаклеевский райисполком Харьковской области. Совершенно секретно. Лично председателю N-го сельсовета.
За последнее время наблюдается значительный рост детской беспризорности в райцентре, особенно из сел Яковенково, Борщевка, Бригадирово, Гусаровка и др.
Основной причиной усиления роста беспризорности является невыполнение наших неоднократных директив об организации продовольственной помощи и особенно детям, нуждающимся, без деления детей на единоличных и колхозных.
В ряде сел района недооценивается всего политического вреда роста беспризорности и того, что массовые переезды детей стали опаснейшим источником распространения эпидемий (сыпной тиф). Не замечают за всем этим провокационных действий классового врага. А потому Районный партийный комитет (РКП) и Районный исполнительный комитет (РИК) категорически предлагают:
1. Немедленно прекратить отход и отъезд из вашего села детей. Виновных в злостном подкидывании и увозе детей привлекать к ответственности.
2. На протяжении двухдневного срока принять конкретные меры по улучшению дела помощи детям. (Выделить часть с продссуды из имеющегося для детей. Организовать горячие завтраки в школе. Усилить добровольный сбор продуктов — молока, яиц, ранних овощей и т. д.)
3. При организации помощи детям устраните деление детей на колхозных и единоличных.
Особое внимание вам надлежит уделить детям-сиротам независимо от их социального происхождения, не допуская их отъезда из сел, оказать им помощь на месте при детяслях и детсадах с тем, чтобы впоследствии они были в порядке патроната розданы в колхозные семейства.
Несмотря на принятие самых строгих мер, улицы городов наводнили умирающие крестьяне. Ночью специальные подводы ездили и собирали на улицах трупы.
Оставшиеся же в селах молили о помощи.
Балаклеевскому РИК от Волко-Ярского сельсовета 26 мая 1933 года. Секретно.
Довожу до вашего сведения, что стационары пухлых по нашему сельсовету распускаются завтра. Всего 180 душ. Нет никакого питания. Умирают по 12 душ в день. А, потому, Волко-Ярский сельсовет просит продовольственной помощи.
Балаклеевскому РИК 6 июня 1933 года, с. Бригадировка. Секретно.
Бригадирский сельсовет сообщает, что положение с питанием в колхозе угрожающее, особенно в коммуне «Красный фронтовик». На 5 июня похоронили от недоедания 40 душ, да слабых до 100 душ, которые не могут работать. Имеются случаи смертей ударников, лучших коммунаров.
Просим срочно выделить помощь в питании, потому, что вся работа вконец приостановится, как прополочная так и другие работы.
И вот наконец долгожданная помощь властей:
Предрайисполкома Балаклеевского района. Почтотелеграмма. Вашему району отпускается через Заготзерно в порядке возвратной ссуды для стимулирования обработки свеклы для колхозников — 19,6 ц. хлеба, для единоличников — 33 ц. хлеба.
1. Распределение хлеба производить согласно установленной норме для Вашего района: колхозникам — 14 кг. за каждый обработанный гектар, единоличникам 11 кг. за га.
2. Хлеб выдавать в порядке ссуды колхозникам и единоличникам исключительно за обработку свеклы. За расходование хлеба не на обработку свеклы виновные будут привлекаться к ответственности, как за растрату государственного имущества.
Голодный мор, охвативший людей, живущих на плодороднейших землях Украины, Поволжья, Северного Кавказа, сделал каннибализм чуть ли не заурядным явлением. Что-то произошло и с самим крестьянством — затравленным, замордованным бесконечными постановлениями и распоряжениями, втянутым помимо своей воли и вопреки характеру хлеборобов в политиканство властей. Крестьянин лишился всего.
Октябрьская революция означала не только смену социального строя, о чем справедливо говорят как о ее сути, но в некотором смысле смену цивилизаций. Патриархальная деревня, сами устои крестьянской России начали рушиться уже в последней трети XIX века, и усилиями большевиков были добиты с тем, чтобы на ее месте построить новую техническую цивилизацию. Социальные и индустриальные преобразования в обществе были неразрывно связаны друг с другом. За спиной социальных преобразований в России стояла, начиная с реализации плана ГОЭРЛО, революция индустриальная.
Если забыть о мотивации в крестьянском труде, если видеть в крестьянине лишь «фанатизм собственника», не замечая «фанатизма труда», если отказаться принимать, что «главное орудие, через посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг, есть работник — мужик», и согласиться с тем, что любой человек — лишь винтик в большой государственной (или колхозной) машине, то сам вектор направления развития села был выбран верно. В рамках новой, технической цивилизации колхозы, как мы знаем из работ Чаянова и его школы, были не единственным, но все же прогрессивным шагом в развитии сельского хозяйства. Они всецело отражали те новые, еще никем не сформулированные тенденции развития мировой технической цивилизации, которым надо было следовать, если страна не хотела остаться на обочине истории. Но при этом вместе с грязной водой на помойку истории был выброшен и сам ребенок; было утрачено то главное, что создавало основу современной, построенной за последние 10–12 тысяч лет цивилизации, — крестьянский уклад, нравственность, сама жизнь, расписанная в соответствии с ритмом природы.
Каков бы ни был план хлебозаготовок 1932 года, он оказался непосилен уже потому, что разрушенный крестьянский уклад начиная с Года великого перелома стал подтачивать сельское хозяйство, пока не привел к полному упадку агротехники, сокращению поголовья рабочего и продуктивного скота и голодному мору.
У крестьян отобрали все, не оставив им даже права на жизнь. Новая власть повела себя так, как ведут завоеватели на оккупированных территориях. Голод 1932–1933 годов разделил крестьян всех житниц СССР на тех, кого унесла с собой голодная смерть, и на тех, кто пожизненно остался в колхозном рабстве.
Конечно, в городах тоже голодали. Но, как мы видим из документов, например, «Об обслуживании первомайской демонстрации», голод этот был совершенно другого порядка. В городах недоедали, но не умирали.
Новый поворот истории в начале 1990-х уже второй раз за одно столетие снова сломал уклад села. От коллективного хозяйства крестьянину опять предложили перейти к единоличному, стать «частником». Возможно, экономисты и политики полагают, что все вернется на круги своя и утерянный селом уклад восстановится. Нет, исчезнувшие традиции почти никогда не возрождаются. Восстановить их практически невозможно.