Федеральное агентство политических новостей публикует продолжение интервью с сотрудником одного из центров по работе с мигрантами в Германии, которое было записано 6 февраля текущего года.
— Каковы основные проблемы в приспособлении мигрантов к жизни в Германии?
— В Германии стоит очень большая проблема — это вопрос общественных саун и бассейнов. Мусульманские мужчины не привыкли к подобному поведению европейских женщин, когда те раздеваются и плавают в купальниках. Многие немецкие сауны — совместные, соответственно, многие раскованные женщины считают нормальным явлением лечь на полотенце и не обращать ни на кого внимания. Для них это является шоком, и такие места становятся для них местами сексуального расслабления. Они не могут держать себя в руках, и все заканчивается приставаниями, потом полицией, а затем запретом на посещение подобных мест.
— Их можно понять, они приехали в Европу без женщин.
— Да, но большинство из них извращенцы, буквально сегодня я просматривал информацию из баварских СМИ, в одном из городков был изнасилован мальчик. Это произошло в душевой. Был целый цирк, когда подозреваемого беженца арестовали, начали выяснять у него подробности. Он извинился и сказал, что не сдержался, я много месяцев нахожусь без женщины. Другой случай, когда в общественном джакузи, в которой могут находиться одновременно 10–15 человек, один из беженцев начал «снимать напряжение» прямо при всех, люди это увидели и стали выскакивать из ванны, после чего мужчину охрана вывела за шкирку. Через некоторое время туда пришла целая группа беженцев, они сели в джакузи и тут же нагадили.
— То есть новогодние кельнские развлечения уже не являются сверхординарным событием?
— 8 августа планируется карнавал, теперь у людей возникают сомнения, будет ли он проводиться в Баварии, и вообще будут ли теперь проводиться подобные мероприятия в Германии. Мы получили ряд вопросов от наших юношей, желающих посетить данный карнавал, с ними проводятся разговоры и беседы, но самое смешное то, что был получен наказ, с беженцами всегда должен находиться представитель. Невзирая на то, что с юношами могут происходить какие-то противозаконные вещи, мы не имеем права вмешиваться. Мы должны просто наблюдать и констатировать последствия и факты, что мы видели, как это происходило. Вот такая толерантность. В Германии это понятие переходит все разумные рамки.
— Немцы не задаются вопросом, что их разрушают извне: США или еще кто-то?
— Это передают из уст в уста. Не буду врать, во всех проблемах немцы винят США. Слышны такие слова: «политический враг для США — это Россия, а экономический — Европа». Уж больно хорошо они стали жить, уж больно сильно они стали независимы от хозяина.
— То есть это хорошая почва для того, чтобы Германия смогла изменить свой внешнеполитический курс?
— На сегодня 70–80% немцев больше не готовы голосовать за Меркель, потому что ее действия не поддаются объяснению.
— А за кого, если не за нее?
— На сегодня я не смогу точно назвать политическую партию, но в любом случае, кто красиво наговорит, кто красиво себя преподаст, за того и будут голосовать.
— То же самое, что и на Украине, там им пообещали морковку в виде Евросоюза, а немцам пообещают избавление от проблем. Это схема Гитлера. Он говорил: «Я избавлю вас от всех проблем, у вас есть проблемы с евреями, я их решу, с Францией — пожалуйста».
— Все повторяется, все идет по спирали!
— Очень жаль, хорошая была страна.
— В маленьких городах обстановка еще пока терпима. Крупные города приняли удары на себя: у всех сейчас одна и та же проблема — наплыв беженцев.
— Это дело времени, они доберутся везде: до малых городов и до больших.
— Много политиков до сих пор поддерживает политику миграционного потока, они не понимаю, что мы только выходим на первый гребень волны проблемы. Сейчас — принять или поселить, а вторая волна начнется, когда они начнут требовать больше. Они видят тех беженцев, которые приехали сюда пять лет назад и хотят той же жизни.
— Они делали то же самое и в других странах. Приезжали, требовали и разрушали страну изнутри. Мой друг, который живет в Лондоне, на вид типичный англосакс, однажды поехал в Шотландию, зашел в паб и его удивило, что приезжих нет вообще. Когда он спрашивал местных, почему в Лондоне их много, а в Шотландии нет, ему объяснили: «Когда нам скучно и нечего делать, мы одеваем свои юбки, выходим на улицу, видим любое лицо другой национальности и просто без разговора бьем. И это действует».
— На сегодняшний день оружейные магазины — одни из самых популярных. Я человек, далекий от оружия, и то на сегодняшний день заинтересовался этим вопросом. Другого выхода я не вижу. Если завтра будет происходить то же, что и сегодня в городе, в котором я работаю, и если это будет происходить там, где я живу, — другого выхода я не вижу. Защищать себя и свою семью необходимо.
— Когда весной 2015 года Меркель приняла послабления для беженцев, чем она это обосновывала?
— Сначала это все было принято на ура, ведь мы должны были спасти людей, должны были им помочь. Об этом много раз писалось в различных СМИ. В сознании немцев еще осталась вина за Гитлера и за Вторую Мировую войну. На начальном этапе это сработало, но тогда никто и не предполагал о каких масштабах идет речь. Германия всегда принимала беженцев с трудом, но принимала, и к ним, теоретически, спокойно относились. Когда один-два мигранта проходили по городу, к ним относились спокойно. Никто не предполагал, что в первый же год будет миллион с лишним. Эти люди привыкли жить совершенно по другим законам. Это не беженцы, а захватчики.
— А как обстоят дела в других странах? ЕС ведь это единство.
— Никакого единства не существует, это сплошная ложь. Каждая страна пытается сейчас бросить этих беженцев или отказаться их принимать, закрыть свои границы.
— Когда Германия введет свои запреты, то что делать этим людям? Они же отдали последние деньги, им некуда возвращаться. Ведь родственники им говорили: «Махмуд, я же тебя отправлял, чтобы ты нас забрал, а не вернулся обратно».
— Они будут собираться в банды, другого варианта нет. Те же афганцы сейчас прибывают сюда с небольшой порцией наркотиков, чтобы ее продать и жить на эти деньги. Марокканцы — воришки, и живут в наших домах. Есть статистика, что дети живут в наших центрах от 4-х недель до полутора месяцев, а потом убегают. Куда они убегут, никто не знает. Сирийцы и афганцы сидят безвылазно, а вот марокканцы, приобрели телефоны, приоделись и бегут, они настоящие кочевники, это у них в крови. Они не собираются оставаться здесь, хотят передвигаться. У меня возникает вопрос: за какой счет они живут? Скорее всего, это только воровство.
— Отличается ли отношение жителей западных и восточных немецких земель к беженцам?
— Безусловно. Если западно-немецкие земли на каком-то этапе относились к ним либо лояльно, либо молча, то восточные, в том числе и Дрезден, никогда этого не терпели. Был абсолютный протест большинства населения. Небольшой процент выходил против них, чтобы что-то выкрикивать. У них еще осталась советская закалка.
С одной стороны получается, что немцы не любят беженцев, потому что они конкуренты. Они сразу дали понять: здесь место занято, идите-ищите других. Причем социальный пакет в Западной и Восточной Германии отличается. На западе он больше. Если появляется какая-то неквалифицированная работа, ее в первую очередь отдают беженцам. А немец сидел и ждал 2–3 года в очереди, когда ему дадут это место. Его возмущает это еще больше. Беженцы продолжают прибывать и шансов получить работу у немца становится все меньше.
— Самое смешное, что в России тоже есть креативщики, креаклы, которые говорят: «понаехали!». Но в РФ ситуация с мигрантами устаканилась. Не знаю, как правительство решило эту проблему, но напряжение заметно спало.
— В Германии последнее время сбили цену на строительные работы, укладку асфальта, многие не хотят брать в аренду машины, краны, им проще нанять двух поляков, которые будут трудиться, как челноки за 50 евро, а аренда машины стоит 800. А сейчас сбивают цены и меньше, чем полякам будут платить.
— Я не так давно понял, в чем главное отличие украинца и русского. Для украинца государство — это не ценность сама о себе, а для русских — все! А в Германии как?
— Патриотизм присутствует, у украинцев его никогда не было, потому что Украина — не страна и ее никогда не существовало, это объединение земель, территория, собранная по интересам. Пока они совпадают, она есть. Сама нация — украинцы — довольно спорная. Это объединение полурумын-полуполяков.
— Недавно, работникам социальных центров, подобно вашему, сербский журналист задал вопрос: Если война придет на вашу территорию, какими будут ваши действия? Почти все отвечают: я соберу чемоданы и уеду во Францию или еще куда-нибудь. Это так?
— Это правда, дело в том, что у старшего поколения еще осталось понятие патриотизма, хотя оно очень сильно у немцев забито. Настоящий патриотизм был при «дедушке Гитлере», он был очень развит. Долгое время после этого его выбивали каленым железом, теперь он представляет собой слова из фильма Брат-2: «Где заднице тепло, там и родина тебе». Примерно такой уровень. Мы хорошая страна, потому что здесь хорошо платят, есть социальная защита, а в других странах плохо. Молодежь не патриотична.
— Но ведь в таком случае у Европы нет шансов на спасение, ведь патриотизм — это базис. Я смотрю и удивляюсь, сравнивая украинскую молодежь. На Украине я по работе много общался с подростками. Потом эти ребята выросли, приходили ко мне в гости, мы общались, дружили. Сейчас им уже по 25 лет, и у них есть чувство патриотизма, хоть он и своеобразен.
— В Германии есть возрастное деление. Где-то от сорока и старше — в людях еще остался патриотизм, от 40 и моложе — его просто нет. В том виде, в котором мы его себе представляем.
— Возможно, это вызвано тем, что когда был СССР, молодежь воспитывали так, что Германия должна защищаться от советского вторжения. Их так воспитывали. А сегодня в Германии готовы бороться за свою страну?
— Они здесь все любят свою страну, но это возрастная категория от 40 и младше в случае чего не намерены бросаться на амбразуры, они скорее побегут в Австрию, находящуюся рядом.
То есть, если еще два миллиона сирийских беженцев прибудет, то они местные уедут жить в другое место. Они не будут пытаться поставить этих беженцев на место. Может быть, есть небольшой шанс, и когда-то этот народ вспомнит, что когда-то они были одной из самых воинственных наций, в генах ведь, наверняка, это все осталось. Это же должно работать!
