Многовекторная политика Богдана, или окольный путь казаков в Россию

Ивасюк Н. И. «Въезд Богдана Хмельницкого в Киев»

История о том, как Богдан Хмельницкий пытался плотнее «евроинтегрироваться» в Речь Посполитую при помощи крымского хана и турецкого султана, а в результате стал подданным русского царя и с русским войском поляков победил.

Восстание под предводительством Богдана Хмельницкого было одним из наиболее крупных антиправительственных выступлений в истории Речи Посполитой. Начавшись в 1648 году, оно быстро приобрело форму полноценной войны: с противостоящими друг другу многотысячными армиями и кровопролитными сражениями. Поначалу военное счастье было равнодушно к силам короны, и уже в 1649 году противоборствующими сторонами было заключено Зборовское перемирие, которое формально остановило конфликт, а на деле оказалось не более чем передышкой.

Боевые действия вскоре возобновились, и следующей запятой в войне Гетманщины против Речи Посполитой стал куда более выгодный для последней Белоцерковский договор. Однако у польской короны и окружающей ее шляхты мысль о существовании на территории Речи Посполитой любого автономного образования вызывала острые приступы неприятия. Так что решительные действия по наведению порядка на территории, подконтрольной гетману Хмельницкому, были лишь вопросом очень небольшого времени. Прекрасно осознавая ограниченность собственных ресурсов, предводитель повстанцев начал искать поддержки у русского царя. Впрочем, с присущей Богдану практичностью, поддержку он искал сразу во всех направлениях.

Подданные второго сорта

Речь Посполитая, несмотря на свое окраинное положение в Европе, меньше всего походила на тихую провинцию. Внутри нее неугасимым пламенем горели фитили сразу у нескольких внутриполитических бочек с порохом, взрыв каждой из которых мог привести к обрушению внушительной части государственной конструкции. Несмотря на привилегированное положение католической церкви, большая часть населения восточных регионов по-прежнему исповедовала православие. И король, и сейм пренебрегали таким досадным фактом, а если и обращали на него внимание, то только в виде новых ограничений в правах тех, кто исповедует христианство восточного обряда.

Еще одним не иссякающим источником проблем было казачество. К середине XVII века оно делилось на собственно запорожскую вольницу и реестровых казаков. Появление последних являлось попыткой Речи Посполитой создать из чубатых хлопцев новый вид вооруженных сил. В специальном указе, изданном в июне 1572 г. Сигизмундом II Августом, степной вольнице предлагалось заняться чем-нибудь полезным с точки зрения власти, а именно поступить к ней на службу. Первоначально речь шла о не более чем трех сотнях казаков.

Реестровые казаки

В 1578 г. король Стефан Баторий повелел отобрать уже шесть сотен человек. Казаки, в свою очередь, должны были подчиняться назначенным королевской властью офицерам и, разумеется, не устраивать самовольных набегов на территорию Крымского ханства. Казаки, которые поступали на королевскую службу, заносились в специальный список – «реестр» и считались теперь не бандформированием, а состоящими на службе. Они давали присягу на верность королю, освобождались от налогов и пошлин.

Речь Посполитая вела отнюдь не мирную внешнюю политику и нуждалась в хороших солдатах. Реестр постепенно увеличивался: к 1589 г. в нем числилось уже более 3 тысяч человек. Постепенно реестровое казачество стало играть заметную роль в польских войнах и кампаниях. Широко применялось оно в годы интервенции в Русское государство, во время войн с Османской империей. Большой вклад в победу над Османом II внесли реестровые казаки в известной битве при Хотине в 1621 году.

Служить, находясь в реестре, было выгодно – попасть туда считалось большой удачей. Польские власти хорошо понимали, что, выращивая себе сторожевого пса, они рискуют на самом деле вскормить монстра. Поэтому численность заветного реестра при малейшей опасности волнений ограничивалась. После упомянутой Хотинской битвы попытка поляков в очередной раз сократить ряды своего боеспособного, но буйного «иностранного легиона» вызвала крупное восстание, которое было не без труда подавлено в 1625 году.

Реестр ограничили 6 тысячами казаков, которые составляли теперь 6 полков, расквартированных на территории Малороссии. Главной их задачей было воспрепятствование неутихающим татарским набегам и, разумеется, подержание порядка. В 1632 г. скончался король Сигизмунд III, и Речь Посполитая оказалась перед необходимостью проведения избирательной кампании – монархия в этом государстве, к ужасу одних соседей, иронии других и недоумению третьих, была выборной.

Полные самых чистых и возвышенных помышлений, в избирательный сейм, озабоченный нелегким делом избрания нового монарха, прибыли ходоки от нереестровых казаков. Они высказали пожелание, оформленное как требование. Поскольку казаки тоже являются подданными Речи Посполитой, значит, имеют право голоса и тоже должны принять участие в выборах. Ну, и права православных тоже весьма неплохо бы учесть и расширить – не язычники ведь какие-нибудь. Разозленные такой наглостью, паны из сейма укоризненно и назидательно ответили, что казаки, несомненно, являются частью польского государства. Однако эта часть более всего походит, если проводить аналогию с телом человека, на ногти и волосы: когда они становятся длинными – их стригут. И вообще, казаки полезны только в небольшом количестве. А с таким ничтожным вопросом, как соблюдение прав православных будет разбираться уже новый король. Так недвусмысленно жителям Малороссии указали на их место в социальной иерархии Речи Посполитой. И без того недлинные фитили у пороховых бочек, заложенных под здание польского государства, стали еще короче, а тлеющий огонь вспыхнул ярче и злее.

Богдан заваривает кашу

О мотивах, побудивших Богдана Хмельницкого обнажить саблю против польской короны, можно написать целый роман. Были там и личные побуждения: чигиринский шляхтич Чаплинский разорил в 1645 году хутор Суботов, принадлежавший сотнику Хмельницкому. Своеволие, полная безнаказанность и не прекращающиеся бесчинства местных магнатов переходили всякие границы. Располагая собственными карманными «территориальными батальонами» образца XVII века, они поворачивали и без того хлипкое и весьма условное королевское право в нужную им сторону, регулярно устраивая между собой местечковые гражданские войны. Искать заступничества при дворе у короля было занятием неблагодарным и практически бесполезным – зачастую у монарха попросту не было рычагов воздействия на своих разбушевавшихся панов.

Оставался нерешенным религиозный вопрос. Католичество по-прежнему гнуло свою лишенную компромисса и веротерпимости линию. Нельзя также ни в коем случае забывать, что сечевая старшина мечтала попасть в «клуб избранных», то есть приравняться в правах к польской шляхте. Очень болезненной была проблема численности реестрового казачества – в реестр хотели попасть все, кто хоть сколько-нибудь считал себя казаком. Обстановка в малороссийских землях Речи Посполитой была накалена до высочайших показателей – восстание следовало за восстанием. Их подавляли с все большей жестокостью, и не было места компромиссам и милосердию, а попытка переговоров была бы расценена панами, как опасная форма одержимости. Поэтому, когда в апреле 1648 г. в Запорожской Сечи появился находившейся в бегах от властей Хмельницкий и объявил, что начинает войну против польского короля, желающих встать под его знамена оказалось более чем достаточно.

Мелким нюансом на фоне поднявшегося всеобщего энтузиазма показать всю кривизну родословной со стороны матери королю Владиславу оказалось присутствие представителей крымского хана Ислама-Гирея II. Крымское ханство при всем желании было трудно отнести к числу радетелей о правах реестровых или нереестровых казаков и судьбе православного населения. Богдан Хмельницкий решил подстраховаться и заключил с извечным врагом не только запорожцев, но и Речи Посполитой Бахчисарайский договор. В обмен на военную помощь татар и обещание не нападать на малороссийские земли хану пообещали снабжение провиантом и фуражом и солидную долю в военной добыче. Обе договаривающиеся стороны знали, что наиболее ценной добычей являются пленные, которые на рынках Кафы потом с легкостью обращаются в золото. И никто не будет тщательно разбираться, кто уйдет связанный крепкой веревкой за Перекоп: польский шляхтич или малороссийский крестьянин.

В конце апреля 1648 г. Богдан Хмельницкий покинул Сечь. Ни местное панство различных калибров, ни король поначалу не воспринимали это событие как нечто серьезное – очередной казацкий бунт, какие случались в этих беспокойных краях с завидной регулярностью. Однако вскоре выяснилось, что все не так уж просто.

Целенаправленная многовекторность

Первые столкновения с польскими войсками под Желтыми Водами и Корсунем приносят восставшим победы, а высокородному панству нарастающую мигрень. После второго сражения к армии Хмельницкого подходит основное войско крымских татар под предводительством самого хана Ислама-Гирея – до этого совместно с повстанцами действовал только экспедиционный отряд под командованием Тугай-бея. Взятые трофеи были просто огромны, в плену у казаков оказались коронные гетманы Мартин Калиновский и Николай Потоцкий. Союзная армия заняла Белую Церковь.

Окрыленный успехами Хмельницкий тем не менее не потерял голову, а стал предпринимать, на первый взгляд, странные, противоречивые – многовекторные – шаги. Отправив обратно в Крым с богатой добычей довольного Ислама-Гирея (рынки рабов ждало небывалое оживление), гетман принялся писать письма и издавать универсалы. Во-первых, он заявил о своей никогда не прекращавшейся преданности Его Величеству королю Владиславу. Во-вторых, виновными во всем происходящем Богдан объявил местных магнатов: мол, творят, что хотят, не слушая Его королевское Величество и даже не оглядываясь в его сторону.

При этом Хмельницкий на каждом углу громогласно декларировал свое неистовое упорство в борьбе за казацкие вольности, а чтобы поляки не строили ненужных иллюзий, недвусмысленно намекал им на всевозможные неприятности с печальным концом: не дадите нам, казакам, привилегий и вольностей – сожжем всё дотла. Следует подчеркнуть, что гетман и слова не сказал ни о какой-то там «украинской казацкой державе», обязательно независимой. Речь шла в целом о расширении оплачиваемых рабочих мест для степной вольницы в рамках столь желанного реестра до размеров, чуть уступающих численности войска Аттилы или Темучина.

Хитрый гетман при всей своей воинственной риторике не желал ссориться с королем, который после своих предшественников отличался довольно терпеливым отношением к казачеству. Не успели высохнуть чернила в письмах Хмельницкого, как в мае 1648 года в возрасте 52 лет Владислав IV умер. Наступила замечательная пора для панства: одного монарха похоронили, а другого еще не выбрали. Впрочем, порядка в Речи Посполитой и при короле не бывало. Ведь чем пышнее усы и длиннее родословная, тем легче из ножен выхватывалась сабля.

Восстание, плавно перетекшее в полномасштабную войну, теперь имело все шансы продолжиться, причем уже с непредсказуемым концом – шляхта после полученных болезненных ударов быстро приходила в себя и седлала лошадей. На счастье поляков, Тридцатилетняя война, долгое время терзавшая Европу, шла к окончанию и завершилась в октябре этого же, 1648, года подписанием Вестфальского мира. Среди многочисленных наемников противоборствующих лагерей стремительно росла безработица, и они с легкостью могли трудоустроиться под знаменами польской короны.

Подумав немного, Хмельницкий написал еще одно письмо – царю Алексею Михайловичу. Осознавая, что татары очень условно подходят под категорию «надежный союзник», а в одиночку можно изведать ярость атакующей на полном скаку польской кавалерии и ощутить лютый панский гнев на собственной шкуре в буквальном смысле слова. В письме к русскому царю гетман заверял того в своих самых благих намерениях, дружбе и явно намекал на желание пойти под его покровительство.

Москва ответила сосредоточенным молчанием. Русское правительство было неплохо осведомлено о ситуации в восточных регионах Речи Посполитой, где с завидной регулярностью вспыхивали и жестоко подавлялись народные восстания. Ни Михаил Федорович, ни Алексей Михайлович не вмешивались во внутренние дела соседа, предпочитая придерживаться нейтралитета. На это было сразу несколько весомых причин. Польша, несмотря на внутреннюю нестабильность, оставалась довольно серьезным противником. Русское царство на протяжении длительного времени испытывало на себе последствия Смуты. Попытка с наскоку отбить Смоленск и другие потерянные в начале XVII века земли привела к неудачной войне 1632–1634 гг.

С приходом к власти второго царя из династии Романовых в государстве начались некоторые реформы, включая и военную, и русская армия встретила начало нового царствования в стадии переформатирования. Впрочем, все это время на территории Московского государства находили себе приют тысячи людей, бежавших сюда как от произвола панов, так и от регулярных татарских набегов. Попытки послов Речи Посполитой потребовать выдачи беглецов встречали вежливый, но твердый отказ. Когда пограничные воеводы весной 1648 г. донесли в Москву, что в Речи Посполитой опять что-то происходит, то получили приказ не вмешиваться.

Чем может закончиться молчание Москвы

Собравшиеся с силами поляки сконцентрировали осенью 1648 г. свою армию у Львова. По разным оценкам, тут было около 30–32 тысяч собственно коронных войск, усиленных 8 тысячами опытных немецких наемников. Настроение у присутствующих было боевым и приподнятым – уверенность в своих силах подкреплялась не только многочисленной артиллерией, но и не менее солидным обозом с изрядными запасами спиртосодержащих напитков. Во главе бравого воинства стояли трое предводителей – это были знатные магнаты Конецпольский, Осторог и Заславский, чей суммарный полководческий гений приближался к круглому, как баклер, нулю.

Среди польской знати хватало образованных персонажей, которые не могли не знать, что для полного уничтожения армии хватит в случае чего и двух полководцев, как это и случилось в античные времена при Каннах. Результат не замедлил проявиться во всем своем трагическом для поляков величии. У села Пилявцы 21 сентября 1648 г. польская армия, влекомая трехголовым командованием, встретилась с казацко-татарским войском Хмельницкого. Трехдневное противостояние закончилось беспрецедентным разгромом и паническим бегством коронного войска. Победителям достались трофеи в таких объемах и количествах, что добыча, взятая после Корсунской битвы, казалась теперь горкой нехитрого скарба. Было взято около сотни орудий, весь обоз вместе с напитками и девицами, большие запасы пороха, оружия и другого военного снаряжения. Общая стоимость обретенного союзниками имущества оценивалась до 10 млн. крон – суммы колоссальной по тем нелегким временам.

На радостях Богдан Хмельницкий и Ислам-Гирей подошли к Львову. После первых боев с оробевшим гарнизоном, озабоченные собственной судьбой и сохранностью имущества, жители предпочли откупиться. Получив от львовян 220 тысяч злотых, Хмельницкий вновь обратился к перу и бумаге. Для начала он написал письмо польскому сейму, указывая на то, что во всех бедах, постигших Речь Посполитую, виноваты только возомнившие себя микромонархами магнаты, а сам он, Хмельницкий, верен польской короне.

Ответное письмо прибыло к гетману, когда его армия осаждала (впрочем, без излишнего энтузиазма) крепость Замостье. Накопленная добыча и дождливая осень способствовали развитию меланхолического состояния подуставших казаков. Их татарский союзник Ислам-Гирей, взяв причитающуюся ему долю, откочевал на зимовку в Крым. В послании Хмельницкого извещали, что теперь в Речи Посполитой новый король Ян Казимир, который приказывает гетману (если тот, конечно, верный, как он утверждает, слуга Его величества) отступить от Замостья. В письме дипломатично признавалось, что все беды не от войска Запорожского и примкнувшего к нему реестрового казачества, а от потерявших всякое подобие совести магнатов.

Теперь же все будет по-новому, утверждалось в послании. Войско Запорожское будет подчиняться непосредственно королю. Надо только полностью избавиться от татар (10 тыс. воинов Тугай-бея по-прежнему сопровождали армию Хмельницкого) и повлиять на многочисленные крестьянские отряды, действовавшие самостоятельно, чтобы они разошлись по домам. Дело в том, что нелюбовь к польским панам была поистине народной, и, когда началось восстание, ненавистных шляхтичей начали резать все кому не лень, безжалостно разоряя их имения. Теперь же эти полчища повстанцев становились очень неудобным фактором в переговорах между королем и гетманом.

Хмельницкий вполне себе триумфально въехал в Киев, где его торжественно встречали толпы народа. В нем увидели не очередного хуторского ватажка, а значительную политическую фигуру. В Киев потянулись делегации: от молдавского господаря, крымского хана и даже турецкого султана. Лишь Алексей Михайлович по-прежнему делал вид, что происходящее его не интересует, но при этом сосредоточенно присматривал за ситуацией. Наблюдательные люди отмечали появление в войске Хмельницкого отрядов донских казаков, прибывших сюда, разумеется, исключительно из чувства солидарности. И вообще, все намеки на вмешательство в войну на территории Речи Посполитой московские бояре гневно отвергали.

Осмелевший от собственных успехов и международной поддержки, Хмельницкий практически в ультимативной форме потребовал у поляков соглашения: отмены унии, сохранения и расширения казацких вольностей, подчинения гетмана только королю и так далее. Когда обалдевший представитель Речи Посполитой Адам Кисель, наконец, смог выдавить из себя что-то членораздельное на предмет численности реестра, то получил короткий ответ: «Сколько впишем, столько и будет». Не удивительно, что для окончания этого не совсем «конструктивного» диалога потребовалась весенне-летняя кампания 1649 года и битва под Зборовом.
 

Оказавшись в критическом положении, король Ян Казимир, находившийся при армии, не потерял головы, а обратился через нужных людей к союзнику Хмельницкого Ислам-Гирею. Хану обещалась солидная премия, если он слегка подкорректирует свой внешнеполитический курс и уменьшит свою роль в войне, которую вел мятежный гетман. Подсчитав все выгоды, крымский правитель начал уговаривать Хмельницкого унять пыл и заключить с поляками мир, разумеется, чтобы избежать ненужного кровопролития. Татарский контингент составлял солидную часть армии, и его отказ продолжать боевые действия путал гетману все карты.

Просклоняв на все лады коварного союзника (не вслух, разумеется, – ссориться с Ислам-Гиреем было нежелательно), Хмельницкий 8 августа подписал перемирие с Речью Посполитой. Внутри этого государства теперь появлялась новая территориальная автономная единица – Гетманщина, глава которой, гетман, подчинялся лично королю. Реестровый список был представлен теперь в виде компромиссных 40 тысяч человек. Хмельницкий старался по возможности выполнять условия заключенного соглашения: не вошедших в реестр казаков распустили, к большому их недовольству, по домам; крестьян из многочисленных повстанческих отрядов практически принуждали возвращаться к помещикам.

Польская сторона, в отличие от своих недавних противников, не была настолько щепетильной. Магнаты со своими отрядами по-прежнему нарушали формальные границы Гетманщины, а попытка короля уговорить сейм узаконить договор не привела к успеху. Шляхта требовала реванша – возобновление конфликта было лишь вопросом времени.

Алексей Михайлович выразительно молчал, продолжая энергично реформировать и модернизировать свою немалую армию. В дополнение к существующим создавались новые полки – солдатские и рейтарские, оснащенные современным вооружением, для коего не жалели казны. Закончившаяся Тридцатилетняя война позволила широко привлекать на службу опытных военных профессионалов, оставшихся не у дел. Русская армия улучшалась количественно и качественно, но само собой, все заинтересованные лица понимали, что к событиям в Малой Руси эти военные приготовления не имеют совершенно никакого отношения. На состоявшемся весной 1651 года Земском соборе в Москве не пришли к согласию по вопросу принятия Войска Запорожского в подданство, хотя за принятие, например, настойчиво выступало духовенство. Однако в Речь Посполитую было направлено посольство под руководством боярина Репнина-Оболенского, который пытался уговорить поляков прийти к соглашению с казаками на основе Зборовских соглашений. Миссия эта не увенчалась успехом – шляхта желала войны.

Алексей Михайлович вступает в игру

Боевые действия между польской короной и силами Хмельницкого возобновились уже в начале 1651 года. Вновь для борьбы с Речью Посполитой пришлось привлекать не отличающихся надежностью татар. Две огромные по тем меркам армии сошлись, в конце концов, у городка Берестечко на Волыни в июне 1651 г. Кровопролитное и многодневное сражение, отягощенное для казаков обстоятельством бегства Ислам-Гирея со своими подданными, привело к их поражению.

С огромным трудом значительно позже Хмельницкому удалось собрать в некрепкий кулак то, что еще недавно было армией, наводящей ужас на Речь Посполитую. Его дипломатические усилия впечатляют. Гетман без устали строчит послания сразу нескольким адресатам: шведскому королю, турецкому султану, ну и, разумеется, Алексею Михайловичу, благо ситуация, в которой оказался Хмельницкий, способствовала вдохновению. Бывший союзник Ислам-Гирей ушел в Крым и не проявлял более энтузиазма в войне против поляков. Россия на все более настойчивые просьбы о протекторате отвечала обтекаемо и уклончиво. Турецкий же султан Мехмед IV проявил бо́льшую заинтересованность и выразил желание взять Гетманщину в вассалы, как Крымское ханство.

Момент оказался удачный. В сентябре 1651 г. между враждующими сторонами был заключен Белоцерковский мир на условиях худших, нежели Зборовский. Одним из пунктов соглашения, кроме всего прочего, был запрет Хмельницкому вести собственную внешнюю политику. Постепенно в Москве брала верх партия, ратующая за расширение государства. Во-первых, нарастали противоречия с поляками – при неослабевающем желании вернуть территории, утраченные в период Смуты. Во-вторых, Хмельницкий, вступивший в переговоры с султаном, возможно, не без умысла, вызывал озабоченность русского правительства угрозой появления на южных границах еще одного турецкого вассала, который с легкость может стать таким же враждебным, как и Крым. В-третьих, духовенство давно уже ратовало за воссоединение с народом, исповедующим православие.

Тем временем боевые действия на окраине возобновились. Кампания 1652 г. нелегко далась казакам. На следующий 1653 год поляки пошли на заключение сепаратного договора с татарским ханом, который разорвал свой и без того хрупкий союз с Хмельницким и начал уже без ограничений опустошать украинские земли. Просьбы о подданстве к Алексею Михайловичу стали еще более настойчивыми. 1 октября 1653 г. Земский собор, наконец, постановил удовлетворить просьбу о присоединении Войска Запорожского. В январе 1654 г. на состоявшейся в Переяславе раде Хмельницкий и казацкая старшина приняли присягу на верность Алексею Михайловичу. Споры вокруг этих обстоятельств и их юридической трактовки не утихают до сих пор – это касается в первую очередь украинских историков «канадской выделки».

Принятие в подданство Запорожской Сечи автоматически означало войну с Речью Посполитой, к которой Россия готовилась уже несколько лет. Еще осенью 1653 г., до всех постановлений и исторических решений, в Голландию было отправлено специальное посольство для закупок вооружения и военных припасов. Около 20 тысяч мушкетов было приобретено и у Швеции. Все эти приготовления свидетельствовали о том, что стратегическое решение по малороссийскому вопросу было принято заранее. В феврале 1654 г. царь Алексей Михайлович выступил во главе войска из Москвы. Так началась долгая, с перерывом на перемирие, война Русского государства с Речью Посполитой.

Кампания 1654 года отличалась успешностью. Русскими войсками был занят целый ряд городов и крепостей, а кульминацией стала долгожданная капитуляция в сентябре Смоленска. На следующий 1655 год поляки предприняли настойчивую попытку перейти в контрнаступление, для чего начли концентрацию сил под командованием гетмана Станислава Потоцкого, вскоре, впрочем, выдохшегося. Согласно плану кампании наступать на территорию Речи Посполитой должны были северная армия под командованием воеводы Шереметева и центральная, – во главе которой стоял воевода Трубецкой. Непосредственно в Малороссии предстояло оперировать «экспедиционному корпусу» боярина Андрея Васильевича Бутурлина и находящегося у него в подчинении князя Григория Ромодановского. В их задачу входило объединиться с войском Богдана Хмельницкого и далее наступать на Галицию.

В мае Бутурлин выступил по направлению к Белой Церкви для соединения с гетманом. Активная фаза операции началась в июле 1655 года – польские крепости и городки сдавались без особого сопротивления. В начале сентября в пределах досягаемости конных разъездов оказался Львов. Станислав Потоцкий не решился дать сражение на подступах к городу и отступил. Это был распространенный прием того времени: оставить в крепости, находящейся под угрозой осады, гарнизон и отойти, угрожая противнику главными силами.

18 сентября главные силы русского войска оказались под стенами Львова, но околачивающийся неподалеку Потоцкий не давал покоя Хмельницкому и Бутурлину. От основной армии был отделен значительный отряд под командованием князя Ромодановского и миргородского полковника Григория Лесницкого. Потоцкий находился совсем недалеко – его лагерь был в 5 милях от Львова, возле местечка под названием Городок. Прямой путь к польским позициям преграждало глубокое озеро, фланги были прикрыты лесами и болотистой местностью.

Пришлось импровизировать на месте. В лунную ночь 20 сентября 1655 г. казаки и ратники разобрали на бревна близлежащие строения и смастерили из этого материала плотины на потоках. Через них вначале скрытно перебрались охотники, вырезавшие польские караулы, а затем и главные силы русских войск. Потоцкий, на свою беду, принял происходящее за мелкую диверсию противника и послал к месту событий небольшой отряд конницы, который был уничтожен. Когда поляки поняли весь трагизм случившегося, было уже поздно.

Жолнеры Потоцкого, охраняющие прибрежные укрепления, бросив все, побежали к городу, поскольку опасались быть отрезанными от Городка, где располагались главные силы польской армии. Ромодановский бросил в погоню конницу, которая на плечах бегущих ворвалась в город. Вскоре в нем начались пожары, и коронный гетман был вынужден спешно вывести свое войско на открытую местность для полевого сражения. Обе армии сошлись в поле.

Бой продолжался с переменным успехом почти три часа. Русские войска выдержали ряд массированных атак противника, конных и пеших. Сосредоточив свою кавалерию на флангах, Ромодановский начал угрожать флангам противника. Поляки, оказывая сильное сопротивление, медленно начали отступать. В разгар сражения среди них прошел слух о приближающемся к месту сражения новом войске. Будучи полностью уверенными, что это главные силы под командованием Хмельницкого и Бутурлина, поляки поддались панике и побежали.

Русским достались огромные трофеи, артиллерия, обоз и бунчук коронного гетмана. Ирония в том, что напугавшее поляков войско было подкреплением, которое так ждал Потоцкий, в виде «посполитого рушенья» из Перемышля. Плодами этой победы Хмельницкий не воспользовался – он по старой памяти вступил с львовянами в переговоры, требуя сдачи и контрибуции. В разгар торгов пришла весть, что крымский хан вторгся на территорию Малороссии. Осада была спешно снята, и войско покинуло Галицию. Война России против Речи Посполитой длилась еще долгие годы, а битва при Городке стала ее значительным, но малоизвестным эпизодом.

Денис Бриг

https://topwar.ru/125929-mnogovektornaya-politika-bogdana-ili-okolnyy-put-kazakov-v-rossiyu.html