На Великой Отечественной столкнулись не только разные идеологии, но и культуры. Для советских людей воспитанных в духе правильных жизненных ценностей стало шоком поведение немецких солдат, которых они могли наблюдать в неформальной обстановке.
С военнослужащими вермахта близко познакомились как мирные советские граждане, так и красноармейцы. По свидетельству фронтовиков, иногда с германскими солдатами общались во время затишья между сражениями – противники могли угостить друг друга куревом и консервами или даже погонять мяч. После Сталинграда немцы стали чаще попадать в плен, некоторых из них отправляли в советские госпитали. В больничном одеянии от раненых красноармейцев их можно было отличить разве что по немецкой речи.
Первое, что бросалось в глаза при знакомстве с немцами, несмотря на глубокие и богатые истоки германской культуры, они вели себя, мягко скажем, не совсем пристойно – слишком раскрепощённо, нарочито грубовато, иногда откровенно вульгарно. Рамки приличия с детства знакомые советскому человеку им были неведомы. Совсем не так как мы они организовывали и свой быт.
Долгое время в германской армии не существовало надлежащих условий для стирки и мытья, что порождало в действующих частях высокий уровень антисанитарии. Немецкий лейтенант Эверт Готтфрид отмечал, что они, конечно, старались быть чистыми, но в окопной жизни это было сложно. Со слов офицера, именно у русских его полк выучился привычке постоянно мыться и стираться, и уже в 1941 своими руками Готтфрид построил первую баню, что позволило его подчиненным избавиться от вшей и других паразитов.
Если в первые месяцы войны немецкое начальство старалось наказывать своих солдат за хищение имущества, принадлежащего населению оккупированных территорий, то к концу 1942 года эти меры уже не действовали. Более того, военнослужащие вермахта все чаще обворовывали своих же сослуживцев.
«Наши офицеры присваивали предназначенные нам продовольственные товары: шоколад, сухофрукты, ликеры и посылали все это домой или использовали сами», – писал домой один из немецких солдат. Правда, вскоре вся верхушка части, которая промышляла грабежом, была отстранена от должностей и отправлена в резерв. Как оказалось, для того, чтобы их повысили в звании.
На полевой кухне, по словам немцев, царило обыкновенное армейское кумовство. Ни в чем себе не отказывали те, кто был близок к «господствующей клике». Денщики ходили с «лоснящимися мордами», а у ординарцев животы были «словно барабаны».
Полковник Луитпольд Штейдле, командир 767-го гренадерского полка 376-й пехотной дивизии, рассказывал, как в ноябре 1942 года застал своих солдат за разворовыванием посылок товарищей. В гневе он избил первого попавшегося ему под руку воришку, однако в дальнейшем понял, что разложение в отступающей от Сталинграда армии уже не остановить.
Следует сказать, что для многих вторжение Германии в СССР было сродни поездке в экзотическую страну. Но реальность их быстро отрезвила. К примеру, уже в декабре 1941 года рядовой Фольтгеймер писал жене: «Умоляю тебя, перестань мне писать о шелке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми – я погибаю, я умру, я это чувствую».
После поголовного пленения немцев советским солдатам стали попадаться шокирующее снимки, знакомящие с времяпровождением германских солдат на войне. На многих из них рядовые и офицеры вермахта были абсолютно голыми: то они показывают свой зад, то «мужское достоинство», здесь они в обнимку с куклой женщины в натуральную величину, а тут над выгребной ямой делают непотребные дела.
По словам психоаналитиков анально-генитальная тема у немцев в крови. Так, фольклорист и культурный антрополог Алан Дандес отмечает, что копрологический вопрос – специфическая особенность немецкой национальной культуры, которая сохранялась и в XX веке. Ссылаясь на тексты Мартина Лютера, Иоганна Гете и Генриха Гейне, ученый доказывает, что интерес к столь низменной теме был не чужд даже лучшим представителям немецкой нации.
Возьмем, к примеру, письма Моцарта, адресованные кузине, в которых встречаются такие выражения, как «лизни мой зад» или «нагадь в постель». Светоч музыкальной классики в этом не видел ничего зазорного. С этой точки зрения для немецкого солдата что называется «испортить воздух» было абсолютно естественным действием.
Неотъемлемой частью немецкого армейского быта были бордели. Их создавали не только в оккупированной Европе, но и на территории Советского Союза. Решение упорядочить половую жизнь личного состава было принято после того, как почти каждый десятый немецкий солдат переболел сифилисом или триппером. В организованных «домах терпимости» проститутки получали жалование, страховку, льготы, а также надлежащее медицинское обслуживание. По сохранившимся документам известно, что подобные заведения были в Пскове, Гатчине, Ревеле, Сталино.
Существенную долю содержимого посылок, присылаемых из Германии на фронт, составляли презервативы. Контрацептивы кроме самих борделей можно было приобрести в буфетах, на кухнях или у снабженцев. Впрочем, не озабоченные сексуальными проблемами немцы жаловались, что для большинства изголодавшихся и изнеможенных солдат, многим из которых суждено умереть, «резиновые изделия вместо хлеба были равнозначны присылке раскаленных углей в ад».
Однако больше шокировало то, что публичные дома действовали и в концентрационных лагерях. Так, в июне 1941 года Генрих Гиммлер распорядился организовать «дом терпимости» в концлагере Маутхаузен, который мог бы обслуживать эсесовцев. В качестве жриц любви, вопреки расовой политике рейха, использовались узницы лагеря. Многие из них в условиях массового голода и высокой смертности среди заключенных добровольно соглашались на подобную «работу».
Но это лишь временно облегчало участь представительниц «низших рас». Спустя несколько месяцев они возвращались в бараки нередко беременные или больные сифилисом. Начальству не было дела до судеб проституток. Чаще всего их мучения закачивал укол смертельной инъекции.
Мы знаем, что на фронте в частях советской армии за серьезную провинность могли и расстрелять. Однако даже у сотрудников НКВД в голове не укладывалось, что по ту сторону фронта в качестве наказания применялось отсечение головы. Немецкий артиллерист Макс Ландовски вспоминал, что в течение 1943-44 годов в 253-й пехотной дивизии бóльшая часть солдат была казнена на гильотине. Так карали преимущественно за попытку дезертирства или же за самовольную отлучку из части.
Ландовски также отмечал высокий процент самоубийств в его части. Этому способствовала полная доступность огнестрельного оружия, однако военнослужащие не только стрелялись, но и вешались, топились или сводили счеты с жизнью прыжком с большой высоты. Более 2/3 попыток самоубийств в немецкой армии заканчивалось летальным исходом.