Посвятив первую часть путевых заметок природным катаклизмам, которые мы испытали на себе в Италии, раскроем теперь обещанные темы о бесперспективности мечты об экспорте сала и лжи Супрун насчет дороговизны европейской медицины. И подведем некоторые итоги в целом.
Тиха ломбардийская ночь, но сало надо перепрятать
Начну с сала. И вообще с продуктов питания. Мнение, что Италия – это пицца и макароны, порождено туристическим стереотипом фаст-фуда. Пицца – это юг, прежде всего Неаполь, где родилась знаменитая “Маргарита”. Макароны, безусловно, символ Италии (как кенгуру – Австралии) и базовый продукт питания, как у нас хлеб. Но, в зависимости от региона, вкусовые предпочтения итальянцев варьируются.
В Ломбардии (столица – Милан), Тоскане (Флоренция) и в Эмилии-Романье (Болонья) живут мясоеды и салоеды. Скажем, тосканцы даже больше, чем популярным сортом вина “Кьянти”, гордятся местной породой белых коров (не путать с нашими волами), из мяса которых получаются фантастически вкусные стейки.
Свинина здесь тоже в почете. Особенно в Милане. Ценители высокой моды и деловая аристократия с удовольствием лакомятся разными видами сала – в перце, в вине, просто в форме чистого натурпродукта. Причем все – высочайшего качества.
Но не только салом единым богаты местные прилавки. Вкусное натуральное молоко, десятки сортов йогуртов, молочной и колбасной продукции (по ценам почти таким же, как у нас) не оставляют надежд на завоевание европейского рынка украинскими экспортерами. О широкой палитре местных сыров, которых не коснулось пальмовое масло, я просто молчу. Как и о золотистых фермерских петушках, молодых барашках, мясных рулетах и умопомрачительных морепродуктах.
Вот вам и ответ на вопрос, почему наши продукты питания неконкурентоспособны на европейском рынке. Максимум, на что мы можем позариться, это овощи, сырьевые позиции и кое-что из вспомогательной экзотики – мед, ягоды, орехи.
Поэтому снимаем с ушей лапшу (или макароны). Когда нам говорили, что ассоциация с ЕС распахивает перед Украиной двери в самый большой рынок мира, где обитают 500 млн. зажиточных, платежеспособных потребителей, которые с нетерпением ждут украинского сала, это была либо наивность, либо ложь.
Европейский рынок наиболее избалованный и высококонкурентный. Там есть ВСЕ и даже... сало. Свое сало. Наше им не нужно. Им вообще от нас ничего, кроме сырья и работы с давальческой продукцией, объективно не нужно. Они жили без украинской “Нашей Рябы” и проживут дальше. И дело тут не только в протекционизме. Надо честно признать, что качество нашей продукции объективно не дотягивает до высоких требований и пищевых привычек европейцев.
Поэтому зона свободной торговли с Евросоюзом, которой мы так добивались и которой так гордимся, стала улицей с односторонним движением: не мы к ним, а они к нам. На украинском рынке действительно прибавилось европейской продукции, причем нередко изготовленной специально для нас, с поправкой на наши финансовые возможности и невзыскательность. А наши продукты на европейском рынке так и не появились. Ну не нашла я в Италии украинского сала! Не нашла. Только свое, ломбардийское.
«Но ничего нет невозможного для врача для неотложного»
Еще одна ложь, которую нам навязывает власть, облекая в “белые одежды” так называемой медреформы, это тезис “медицина в Европе хорошая, потому что она дорогая”. Нет сомнений, что рано или поздно мы поймем, в какую ловушку загнала Украину Ульяна Супрун со своей командой, навязав беднейшей стране далеко не совершенную, коммерческую модель американской медицины. Хотя нам больше подходит европейская, которая по своей сути близка к советской и социалистической. Ну, может, немного модернизирована.
Мое знакомство с экстренной медицинской помощью Флоренции было внеплановым, но в итоге очень позитивным. На третий день погодного безумия, когда мокрый снег сменился ливневым дождем, а потом “приправился” легким морозцем, отчего одежда превратилась в стеклянные доспехи, у нас украли зонтик. Это такой местный бизнес чернокожих мигрантов: они вытаскивают у туристов из рюкзаков и сумок зонтики и тут же продают свои “пятиминутки” по 5 евро, ломающиеся от первого порыва ветра. Когда мы уезжали, вся Флоренция была усеяна сломанными зонтиками незадачливых туристов.
Сейчас об этом можно вспоминать с иронией, но на тот момент нам было невесело и пронзительно холодно. Слушая надрывистый кашель туристической группы немецких пенсионеров под сводами Палаццо Веккьо, мы понимали, что призрак пневмонии идет за нами по пятам. Поэтому было решено купить виноградную водку – граппу, переместить ее пластиковую бутылку от лечебной водички “Сан-Пеллегрино” и применять в терапевтических дозах по известной армейской методике.
Тогда я еще не знала, что граппа, пронизывающий холодный ветер и покрытые льдом волосы как у Снежной королевы (они оттаивали в помещении, а потом схватывались легким “инеем” на улице) – верный путь к серьезному спазму сосудов головного мозга.
Помню давящую боль в висках, потерявшие четкие очертания предметы, помню, что начала сползать по стенке и последней мыслью было: “Неужели, это инсульт?”. Оказалось, что не инсульт, но, можно сказать, в гостях у инсульта. Кратковременное, так сказать, посещение.
Что было дальше, я знаю со слов очевидцев. Синьора упала в обморок и перестала узнавать окружающих. Через пять минут приехали люди в оранжевых космических костюмах. Упаковали синьору в специальное кресло и спустили по узкой винтовой лестнице с третьего этажа старинного здания, переложили на носилки и отвезли в пункт оказания экстренной медицинской помощи.
Такие пункты – не госпитали, не больницы, и не поликлиники, расположены по всему городу. Супрун говорила что-то невнятное насчет создания центров экстренной помощи в Украине, но это явно не то. Там, куда я попала, нет приемного покоя и длинной процедуры заполнения карточек. Там никто не лежит в коридоре в ожидании лечения.
Как мне рассказали потом, носилки закатываются в небольшой бокс, отгороженный занавеской, и начинается реанимация: анализы, диагностика, капельницы. Там под капельницей я и очнулась через несколько часов. Живая, хотя и не бодрая. И чуть не потеряла сознание снова от мысли, что сейчас выставят многотысячный счет, который нельзя будет покрыть страховкой, ибо в моей крови присутствует алкоголь (о, злокозненная граппа!), и страховые компании за такое не платят.
Но... Счет оказался меньше, чем в ресторане средней руки. Вызов “скорой” и “акробатическая” транспортировка до медпункта – 22 евро (!), анализы, инструментальная диагностика, капельницы – все вместе меньше 70 евро. В итоге вышло 87 евро всех затрат без консультации врача. Врач посчитал, что его совет синьоре купить теплую шапку, не пить граппу на ветру, а еще лучше сидеть в такую погоду дома консультацией не является, и денег не взял.
Таким образом, большой привет Супрун и ее прайс-листам на оказание медицинских услуг. Мы же, если не ошибаюсь, стремимся в Евросоюз, а не в Соединенные Штаты Америки, где другие принципы и подходы к медицине. И хотя нас не приглашают, ни туда, ни туда, надо мечтать о том, чтобы соответствовать европейским принципам врачебной помощи. А они простые: медицина – это не бизнес, а социальная услуга. Она не должна быть дорогой, чтобы являться общедоступной. Но должна быть качественной и эффективной, иначе какой в ней смысл? И, кстати, никаких парамедиков в “скорой помощи”. Только квалифицированный врач и его команда.
P.S. Это далеко не все тестовые испытания Европы в условиях экстрима. Но и описанного выше, думаю, достаточно, чтобы понять: мы движемся не к европейским ценностям и стандартам жизни, а куда-то в противоположную, непонятную сторону. Возможно, мы еще не выбрали направление и потому мечемся в поисках адекватной ниши. Дельный совет – не пытайтесь менять прошлое, господа. Только тщательно сохраненное историческое наследие имеет цену и продается. Возможно, поэтому в новодел Батурин никто не ездит, а к дворцам династии Медичи и творениям их воспитанника Микеланджело “голодные” туристы со всего мира прорываются даже в жуткую непогоду с риском для жизни.
Галина Акимова