На протяжении вот уже практически 80 лет тема освобождения Красной Армией западнорусских земель, либо стыдливо умалчивалась, либо рассматривалась исключительно в негативном контексте. В СССР возвращение западных Украины и Белоруссии скрывалось с целью не бередить раны вассальной Польши, а в постперестроечное время стремлением завоевать расположение Запада через покаяния за «грехи» большевиков перед «цивилизованным миром» в целом и Польшей в частности.
Из года в год в сознание российских граждан внедрялось представление о Походе, преступной агрессии СССР против суверенного польского государства. Более того, учащались попытки обвинить Советский Союз, не только в нарушении международного права, но и нравственных нормах, посредством раздела, сражавшейся против нацизма Польши, совместно с гитлеровской Германией.
Для того, чтобы надежнее заставить российскую общественность стыдиться Освободительного похода, «борцы за все хорошее против всего плохого» старались подкрепить его международно-правовую и нравственную «преступность», утверждениями о том, что Поход был ошибкой Сталина. Ликвидация буфера между Советским Союзом и Германией якобы чуть ли не погубила страну в 1941 году. Тем самым, это облегчило нацистам решение задачи глубины и скорости продвижения по территории СССР.
Касаемо международного права, либеральными «историками» Советскому Союзу предъявляются претензии в нарушении: договора о мире с Польшей, подписанном 18 марта 1921 года в Риге; протокола от 9 февраля 1929 года о досрочном введении в силу пакта Бриана-Кэллога, запрещающего использование войны как инструмента национальной политики, конвенции об определении агрессии 1933 года; договора о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 года и протокола, продлевающего действие этого договора до 1945 года; совместного коммюнике, опубликованного польским и советским правительствами в Москве 26 ноября 1938 года, в котором вновь подтверждалось, что основой мирных отношений между двумя странами является договор о ненападении 1932 года.
Однако, при ближайшем рассмотрении весь этот длинный список документов, якобы нарушенных Москвой, свидетельствует в вовсе не о преступности «сталинского режима». Подобные заявления, в первую очередь, демонстрируют некомпетентность в международном праве «ученых», или же стремление сознательно ввести читателей в заблуждение. Все по классике западной пропаганды, проповедовать подобные взгляды может либо враг, либо дурак.
Итак, пакт Бриана-Кэллога, действительно запрещающий использование войны «в роли орудия национальной политики», и на котором в значительной мере базировалась правовая конструкция Нюрнбергского трибунала, никакого отношения к Освободительному походу не имеет. СССР официально трактовал Освободительный поход как гуманитарную операцию, направленную на защиту «единокровного населения». Ни Советский Союз Польше, ни Польша Советскому Союзу войну не объявляли. Не рассматривали действия СССР как войну против Польши и ее союзники (Англия и Франция), а также нейтральные на тот момент Соединенные Штаты. Поэтому «с правовой точки зрения, норм de lege lata — действующих на момент 1939 года международного права, ввод советских войск на территорию подконтрольную Варшаве началом войны быть трактованным не мог и не был». Нет войны – нет и нарушения пакта Бриана-Кэллога.
Несмотря на провозглашенный гуманитарный, миротворческий характер Освободительного похода, и отсутствие состояния войны между СССР и Польшей, советские действия в полной мере подпадали под определение агрессии, содержащееся в Конвенции об определении агрессии 1933 года. Но все дело в том, что эта Конвенция так и не вступила в силу и не стала действующим правовым документом. Кстати, в первую очередь из-за позиции Великобритании, которая неустанно заявляла, что будучи империалистической державой, не может не быть агрессивной.
В этом случае даже политика двойных стандартов не выглядит так нелогично. Обвинять государство, разработавшее эту самую конвенцию, но не принятую Западом, в ее нарушении – верх абсурда.
Что касается обвинений Советского Союза в нарушении договора с Польшей о ненападении и всех связанных с ним двусторонних соглашений. Во-первых, в международном праве действует принцип rebus sic stantibus, согласно которому договор остается в силе до тех пор, пока остаются неизменными обстоятельства, обусловившие его заключение. Ни одно государство не обязано жертвовать своей безопасностью во имя верности заключенным при других условиях договорам. Объявление Берлином войны Варшаве и военная интервенция 1 сентября 1939 года коренным образом обстоятельства изменили и сделали договор о ненападении просто бессмысленным.
Во-вторых, в международном праве того времени существовало отсутствующее ныне «право на самопомощь». В соответствии с ним «государство, которое считало, что действия другого субъекта международного права представляют угрозу для его жизненно необходимых интересов (а последние трактовались весьма обширно), могло в соответствии с действующим международным правом прибегнуть к силовым методам для устранения данной угрозы».
Несомненно, СССР, вернув западные Белоруссию и Украину, нарушил Рижский мирный договор 1921 года, в котором после поражения в советско-польской войне Советская Россия признала переход этих территорий в состав Польши.
Но Франция, проиграв франко-прусскую войну в 1871 года, по условиям Франкфуртского мира признала переход Эльзаса и Лотарингии к Германии. По итогам Первой мировой войны она их себе вернула. При этом, никто не обвиняет за это Францию в преступлении.
Нарушение Франкфуртского договора было узаконено Версальским миром. Точно также нарушение Советским Союзом Рижского документа было узаконено советско-польским соглашением о границе от 16 августа 1945 года и предшествующими решениями Ялтинской конференции союзных держав. Поэтому обвинения «сталинского руководства» в преступлении на основании нарушения Рижского договора не более чем сознательная демагогия. С таким же успехом можно обвинить его и в преступном нарушении документа о «вечном мире» с Польшей от 1686 года.
Рассматривая вопрос о разделе Польши с гитлеровской Германией, «защитники совести», упускают тот факт, что население Западной Украины и Западной Белоруссии, которое, между прочим, было в основном русским (украинским, белорусским). При этом, оно не испытывало преимуществ европейской толерантности со стороны польских «хозяев», политика Варшавы была откровенно антирусской. Как отмечает известный белорусский ученый Лев Криштапович, «если до присоединения к Польше в Западной Белоруссии их (белорусских школ) было четыреста, то в 1928 году осталось только 28, в 1934 году - 16, а в 1939 году – ни одной».
Чтобы не казаться ангажированным, стоит отметить, крайне характерную для руководства Польши, позицию Главнокомандующего ее вооруженными силами в 1939 году маршала Э. Рыдз-Смиглы: «Польша неизменно считала Россию, кто бы там ни правил, своим врагом номер один. И если немец остается нашим противником, он все же вместе с тем европеец и человек порядка, в то время как русские для поляков – сила варварская, азиатская». Одними словами дело не ограничивалось. В 1937 году, невзирая на наличие договора о ненападении с СССР, подчиненный маршалу Генштаб заключил с румынскими коллегами соглашение о разделе ни много ни мало оккупационных зон на территории СССР: «Не позднее четырех месяцев по окончании военных действий эта территория делится между союзниками, причем область на юг по линии Винница-Киев-р. Десна остается за Румынией, включая Одессу, а на север - за Польшей, включая Ленинград».
Таким образом, не будет преувеличением утверждать, что в 1939 году Польша – была врагом СССР, пусть и не таким грозным как Германия. Поэтому безнравственным, был не Освободительный поход, а отказ от него и безучастное наблюдение, как русские, белорусы и украинцы на западнорусских землях переходят из под польского ига, под иго немецкое.
Удивляют и толпы «стратегов» и «военных экспертов», утверждающих, что Поход привел к ликвидации буфера между СССР и Германией, а выигрыш в глубине обороны якобы был мнимым – немцы перешли эти несколько сот километров летом 1941 года за считаные дни. Только, почему-то умалчивается, что разгромленная Германией Польша никаким буфером быть не могла. Если бы не Освободительный поход, старая советская граница была бы рубежом вовсе не с Польшей, с нее бы началось воплощение плана «Барбаросса».
Версия о том, что без пакта Молотова-Риббенторпа Германия не напала бы на Польшу, вообще не выдерживает никакой критики. Показания гитлеровцев на Нюрнбергском процессе недвусмысленно дают представление об их планах, но кому какое дело, когда «борцуны за правду» пытаются ее найти.
Что же касается «бесполезности», полученных в результате Освободительного похода территорий для обороны Советского Союза, то мнениям «диванных стратегов» лучше всего противопоставить позицию известного советского и российского военачальника, возглавлявшего Академию Генерального штаба ВС РФ, генерал-полковника В.С. Чечеватова: «СССР … «перенес» границу на сотни километров на запад от Москвы, Киева, Минска, Ленинграда, что явилось одной из основных причин срыва плана «Барбаросса», рассчитанного на молниеносный первый удар. … До начала Смоленского сражения 10 июля 1941 года немецкие войска, наступая со средним темпом до 34 км в сутки, продвинулись в глубину СССР до 680 км, 10 сентября — к концу сражения — они углубились еще до 250 км темпом до 3,7 км в сутки, а оставшиеся до Москвы 250 километров войска вермахта преодолевали с огромными потерями со средним темпом уже до 2,9 км в сутки. Если бы не вырванные у Гитлера 250—350 км пространства от старой границы СССР, Смоленское сражение по времени стало бы битвой за Москву со всеми вытекающими последствиями».
Таким образом Поход, являлся лишь частью большой стратегической операции Советского Союза по противодействию гитлеровской Германии. Утверждать, что для Сталина нападение Гитлера 22 июня 1941 года было полной неожиданностью может только профан. Освободительный поход западнорусских земель – это, прежде всего, часть Великой Победы советского народа в борьбе с фашистскими захватчиками и повод, скорее для гордости, чем пятно позора, которое нам пытаются навязать.
Петр Романов