«Мы пришли на митинг, они — на войну». 10 лет назад над Крымом подняли российский флаг

10 лет назад, 27 февраля 2014-го, жители Симферополя вышли в центр города и не поверили своим глазам. Над Верховным советом (ВС) Крыма и Советом министров больше не было украинского флага — вместо него на флагштоке развевался российский триколор. А сами госучреждения взяли под контроль «вежливые люди». Накануне, 26 февраля, у здания ВС состоялся митинг, который закончился столкновениями мирных крымчан и проукраинских радикалов, поддержавших госпереворот в Киеве. Два человека погибли в давке.

Ночь с 26-го на 27 февраля стала самой тревожной для пророссийских активистов в новейшей истории полуострова: никто не понимал, что будет дальше. Как начиналась Крымская весна — в воспоминаниях ее участников.

«Промедление смерти подобно!»

Мы стоим в центре Симферополя, в сквере Победы. Отсюда здание Госсовета республики видно как на ладони — пять лет назад на этой площади разворачивались эпохальные события. Их финальным аккордом стал референдум и воссоединение Крыма и Севастополя с Россией.

Каждый год 25 февраля Андрей Никифоров, Юрий Розгонюк, Сергей Звездов, Татьяна Савицкая, Вадим Никифоров и другие активисты русского движения Крыма встречаются в этом сквере — чтобы вспомнить. Здесь, на лавочке под танком Т-34 (памятник освободителям города в Великую Отечественную), 25 февраля 2014-го пятнадцать человек, представители интеллигенции, подписали обращение к Верховному совету Автономной Республики Крым. Политолог, доцент Таврического национального университета (сейчас Крымский федеральный университет) Андрей Никифоров передаст «Письмо пятнадцати» спикеру ВС Владимиру Константинову, текст зачитают на митинге у стен парламента и примут в качестве резолюции.

Из обращения:

«Крымскому парламенту необходимо обратиться за поддержкой к крымчанам: возглавить их сопротивление, помочь им материально и организационно в формировании Крымских добровольных дружин и Народного ополчения. Следует предложить всем подразделениям силовых структур, расположенных на территории Автономной Республики Крым, присягнуть на верность Верховному совету АРК, крымской автономии, народу Крыма. Поскольку Конституция АРК не содержит достаточных полномочий для полноценного управления республикой, предлагаем незамедлительно рассмотреть вопрос о восстановлении Конституции Республики Крым в редакции от 6 мая 1992 года, незаконно упраздненной украинскими властями в 1995 году. В дальнейшем — строить отношения с Украиной в соответствии с Конституцией 1992 года, то есть исключительно на договорных началах.

(…) Поскольку события ноября 2013-го — февраля 2014 года остро поставили вопрос о смысле и целесообразности пребывания Крыма в составе государства Украина, предлагаем Верховному совету АРК инициировать проведение Всекрымского референдума по вопросу о статусе республики с тремя вариантами ответа: оставаться ли Крыму автономией в составе Украины, обращаться ли к российским властям с просьбой включить Крым в состав Российской Федерации, или провозгласить независимость Республики Крым.

(…) Промедление смерти подобно!»

Вскоре после передачи в парламент публичного обращения делегацию митингующих пригласили в ВС.

«Состоялось заседание членов президиума с нашим присутствием. Практически единогласно президиум осудил происходящее в Киеве. И спикер Владимир Константинов тогда сказал: назначаем пленарное заседание на 28 февраля. Но мы стали хором объяснять, что это поздно, в итоге заседание назначили на 15:00 26 февраля. После чего Константинов вышел к людям на улице, объявил, что завтра будет сессия. Надо отдать должное: руководство ВС с самого начала понимало, что нужно что-то делать — не просто выкручиваться, а действовать решительно. Константинов стал искать ходы, чтобы крымскую позицию донести до Москвы», — вспоминает Андрей Никифоров.

«Я такой не один»

Но вернемся на несколько дней назад. Двадцать второго февраля в Симферополе, в здании академического музыкального театра, прощались с тремя убитыми на Майдане крымскими силовиками. «В день, когда наших ребят убили, мы поняли: точка невозврата пройдена. Мы не знали, что будет дальше, но были уверены: наш «Беркут» на колени не поставят», — говорит Татьяна Савицкая, в период Крымской весны — замкомандира по тылу 1-й казачьей роты специального назначения.

«Тысячи людей пришли проститься. Вот тогда у меня лично появилось ощущение, что не один я смотрю телевизор и переживаю, что же будет с Крымом. Было море цветов и море слез. Я осознал: нас много — тех, кто готов выйти на улицу и публично обозначить свою позицию», — рассказывает журналист Вадим Никифоров.

«Да, увидели тогда, что есть настоящее сопротивление», — добавляет его отец Андрей Никифоров.

Утром 23 февраля на площади у Верховного совета мужчины записывались в Народное ополчение Крыма — шли потоком. Списки формировались и в других городах республики.

На следующий день самооборона заняла первую точку — возле базы спецпоразделения «Беркут» на улице Куйбышева. «Изначально туда встало 55 человек, за ночь подтянулось еще очень много — до полутысячи. Разбили палатки, завезли мешки с песком. Женщины несли термосы с чаем и бутерброды. Мы взяли базу под защиту», — вспоминает Сергей Звездов. (В первые дни Крымской весны командир 9-й казачьей роты, потом — замкомандира 1-й казачьей роты специального назначения).

«Думали, нас будут убивать»

Утро 26 февраля. О том, что происходило дальше, лучше всего расскажут те, кто от начала и до конца был на историческом митинге у Верховного совета.

Сергей Звездов: «Внеочередная сессия парламента должна начаться в 15 часов. У нас была договоренность, что к 12 собираемся. Мы приезжаем сюда в 7:30, а здесь уже тысячи три человек — активисты «Меджлиса»* («Меджлис крымско-татарского народа»*. — Прим. ред.), боевики «Правого сектора»*. Нас — 124 человека, встали в два рядка в оцепление перед входом в ВС. Пока к обеду не приехали автобусы с ребятами из Севастополя, Евпатории, Ялты, Алушты, вот так и стояли»

Вадим Никифоров: «Дело в том, что пророссийский зарегистрированный митинг был назначен на 14:00. А те товарищи, узнав об этом, организовали свой сбор гораздо раньше. И когда первые люди на наш митинг стали собираться, противников здесь было уже очень много — они заняли большую часть площади перед Верховным советом. Нашим пришлось тесниться с краю — на спуске. По численности ближе к обеду митинги были плюс-минус равные, но из-за того, что они раньше появились, заняли стратегически более выгодную позицию: стояли на ровном месте, а не на спусках. Кроме того, когда я пришел, сразу обратил внимание: с их стороны в основном мужики, а с нашей — и женщины, и бабушки. Мы собрались на митинг, чтоб высказать свою позицию, а вот они, было такое ощущение, пришли на бой. У нас были флаги на удочках, у них — на черенках от лопат. Таким приложишь по голове — и привет. Милицию согнали кого только могли, в том числе участковых. А их все равно была тоненькая цепочка, они сначала стояли между нами, а потом их просто смяли, когда началась сильная давка».

Сергей Звездов: «Милиционеры, когда пошел замес, разбежались врассыпную. Перед нами майор стоял, у него ноги тряслись. Мы его еще похлопали по плечу: «Да не бойся ты, майор!»

Татьяна Савицкая: «Они были очень растерянные, они же вроде как под присягой, но и против людей с российскими флагами идти не могут. Вот представьте: стоит мальчишка, а напротив — его мама на митинге. Он же на мать родную не пойдет. И вот он стоит и не знает, что ему вообще делать. А беспредел был такой… Ой, я сейчас разревусь. (Пауза.) Это самый страшный митинг, который я вообще помню в своей жизни».

Андрей Никифоров: «Ощущение было буквально с утра, что все закончится большими жертвами».

Татьяна Савицкая: «Думали, нас просто будут убивать здесь».

Сергей Звездов: «Больше всего боялись, что, когда стемнеет, начнется поножовщина. Потому как у них у всех были ножи — и не только».

Татьяна Савицкая: «Подошел парень один, спрашивает: «Почему вы без флагов?» Я говорю: «Нет флагов, не успели». Он говорит: «Надо купить». Сунул мне в руку 300 гривен (тогда около тысячи рублей. — Прим. ред.) и побежал. Стою с этими купюрами, а через пять минут у меня уже полные руки денег. Я быстро в магазин — купила шесть флагов. Мальчишки ветки ломали, чтобы нацепить, кто-то удочки принес.

Вот мы стоим с удочками, а те с черенками от лопат. Они казаков начинают древками лупить, а эти удочками отбиваются».

Сергей Звездов: «Хорошо хоть кубанки были на головах. Так стали их с нас срывать. Когда кубанки падали, надо было видеть: они их как гиены разрывали в клочья. Агрессия была серьезная».

Юрий Розгонюк (все зовут его «дядя Юра», он себя — «хроникером»): «Вырывали крымские и российские флаги. А ближе к вечеру из этих флагов жгли костер прямо на площади».

Вадим Никифоров: «Да, это уже после основной давки, скорые стояли, людям помощь оказывали, многие серьезно пострадали. А они в это время там флаги жгли. Склон у парламента был весь завален обувью: в давке люди теряли кроссовки, кеды, ботинки. Просто гора обуви. Многие из тех, кого доставали из толпы, были синего цвета, потому что нечем было дышать — там же газ распыляли. В общем, одни пришли на мирный митинг, а другие — на войну».

Главной задачей ополченцев, стоявших в оцеплении у входа в парламент, было не допустить прорыва радикалов в здание. «У нас была возможность делать все легитимно — под эгидой Верховного совета. Поэтому наши люди защищали ВС, а радикалы пытались его захватить», — объясняет Андрей Никифоров.

Несмотря на противостояние под стенами парламента, пленарное заседание все-таки открылось. «После регистрации выяснилось, что людей для кворума не хватает. Объявили перерыв на час, чтобы опять попытаться провести пленарное заседание. Собрались — опять кворума нет. Тогда решили, что расходимся», — вспоминает Андрей Никифоров.

Когда стало понятно, что никакого решения депутаты 26 февраля не вынесут, толпа с площади схлынула.

Татьяна Савицкая: «Радикалов всех просто сняли в течение 20 минут. Раз — и нет их. Если б им не дали команду сняться тогда, мы бы 26 февраля проиграли. Их координировали несколько кураторов, все там было очень хорошо организовано».

«Появились вежливые и хорошо вооруженные люди»

Тот день хорошо помнит и Виктор Аносов, сейчас он — заместитель командира полка Народного ополчения Республики Крым.

— Для вас лично когда началась эта история?

— Официально — 23 февраля 2014 года, когда мы записались в ополчение. А на самом деле немножко раньше, точную дату не вспомню, но где-то в середине февраля. Тогда я уже точно для себя определился по поводу того, что происходило на Украине. Ведь поначалу, не скрою, я даже поддерживал тех, кто в Киеве осенью 2013-го вышел на Майдан против бесчинствующей власти. Но как возникло все это безумие, конечно, по-другому посмотрел на ситуацию.

— Чем вы занимались до Крымской весны?

— У меня был частный бизнес — строительство, к силовым структурам никакого отношения не имел.

Когда-то я служил в органах, но после развала СССР уволился. И вот мой сотрудник в феврале предложил записаться в самооборону — чтобы не допустить те беспорядки, которые из Киева уже сюда доходили. Самооборона собиралась по линии афганцев. Они, правда, тоже разделились: одни поддерживали госпереворот на Украине, другие — нет. Никто еще не понимал, что это будет и как, знали только: нам нужно встать на защиту Крыма. Двадцать третьего февраля было первое построение, нас распределили по взводам и ротам, назначили командиров — этот день считается днем создания Народного ополчения Крыма. Появились конкретные задачи по пресечению провокаций и госпереворота на территории республики. Не пустить сюда радикальных украинских националистов — вот была одна из главных задач.

А переломным моментом стало 26 февраля. Когда мы утром появились, здесь уже было много экстремистски настроенных радикалов. Живой цепью мы огородили вход в Верховный совет. Прямых столкновений с утра еще не было. Это — позже. Как и газовые баллончики, заточки, стекла. Через несколько часов стали прибывать наши на усиление. Но и экстремистов становилось все больше. И вот тогда уже начались волнения, давка, появились первые жертвы.

Они прорывались в здание, а наша задача была не пустить их. Радикалы каким угодно способом хотели сорвать проведение сессии. И, в принципе, в тот день им это удалось — сессия собралась только на следующий. Но это был уже другой рассвет, другой Крым и триколор над Верховным советом.

— Вы не застали ночной проход «вежливых людей» в здание?

— Я вообще плохо помню, чем закончился вечер 26 февраля: стоя в первом ряду, ощутил на себе всю эту давку плюс получил порцию газа. Они же еще что делали: вырывали по одному человеку из первого ряда оцепления, раздевали, мутузили, отбирали обувь. Зима, холодно, раздетым потом не встанешь в эту цепь. Меня тоже пытались выдернуть, но ребята наши помогли освободиться из экстремистских оков, и я вернулся в строй. Хотя мы, понимая, чем все может закончиться, старались не нагнетать обстановку, не провоцировали, не впадали в полемику. А с их стороны провокации не прекращались. Противники поднимали флаги «Правого сектора»*, наши — флаги Крыма и России. Понимаете, какое было напряжение.

Вечер у меня был тяжелый. Я уехал домой, часть ребят осталась, сооружали баррикады, чтобы не допустить прорыва в Верховный совет на следующий день. А ночью появились неизвестные товарищи, довольно-таки вежливые, хорошо вооруженные. Их я увидел рано утром 27 февраля: заняли позиции и молчали. Милиция здесь была, но никто не подходил к ним — не понимали, кто это, что это. Но наверху мы увидели приятную глазу картину: российский триколор и рядом крымский флаг. Настроение сразу изменилось, воодушевились, мы поняли: это наши. Я позвонил домой, рассказал своим, что висит российский флаг, они приехали.

«Будем умирать и помнить»

Но 26-го вечером в самом воздухе витало чувство тревоги.

Вадим Никифоров: «Настроение было несколько упадническое. Мысли такие: сейчас станут всех сажать, начнутся погромы».

Юрий Розгонюк до часу ночи 27 февраля был на площади у Верховного совета: «Поздним вечером наши соорудили баррикады: несли поддоны, скамейки — все что можно. Прикатили бочки, в которых разводили огонь, чтобы греться. Ночью люди отсюда не уходили».

«Я сидел в тот вечер и размышлял: в случае чего загрузимся всей семьей в машину, возьмем палатку и отъедем на Севастополь. Там ведь к тому времени уже установилась власть народа. Поэтому все самые активные думали так или иначе о том, чтобы податься в Севастополь. Хоть зацепиться за что-то и понять, что делать дальше», — описывает ситуацию Андрей Никифоров.

Сергей Звездов сегодня смеется над этим, а тогда было не до шуток: «Я вполне серьезно думал, что придется идти партизанить».

Татьяна Савицкая рассказывает, что в ту ночь ей позвонили неизвестные люди: «У тебя есть 24 часа, чтобы уехать из Крыма». «Первая мысль — куда прятать внука. Тоже думали о Севастополе: ребенка хотя бы туда отвезти. Эти сутки с утра 26-го до утра 27 февраля каждый, кто был здесь, будет умирать и помнить».

Референдум и новая жизнь

Двадцать седьмого февраля парламент решал на сессии три вопроса: отставка республиканского правительства, отрекшегося от крымчан, референдум и избрание нового премьер-министра АРК.

«Я был на той сессии. Что хочу сказать: эти «вежливые люди» ведь не вступали ни с кем ни в какие переговоры. Ни в зал заседаний, ни в какие другие помещения они не заходили. И когда говорят, что сессия проходила якобы под дулами автоматов, могу свидетельствовать, что их вообще в зале не было», — подчеркивает Андрей Никифоров.

Председателем Совмина большинством голосов был избран Сергей Аксенов — на тот момент депутат ВС, лидер партии «Русское единство».

Аксенов сразу же переподчинил себе все украинские силовые ведомства, и полуостров стал готовиться к референдуму.

«И тем не менее какая-то тревога еще сохранялась. Я понял, что все, мы победили, когда вечером 28 февраля с папой ехали на машине после сессии ВС домой в Бахчисарайский район. Едем, а со стороны Севастополя идет колонна грузовиков и «Тигров». Стало понятно: Россия пришла. Мы развернулись, пристроились в хвост колонны и плакали от счастья. Двадцать три года этого ждали. Я, честно, уже почти не верил, что мы вернемся в Россию. Люди стояли по обочинам, махали им руками, хлопали, те, кто ехали навстречу, сигналили. Сразу успокоились: теперь все под контролем», — та картина до сих пор перед глазами у Вадима Никифорова.

«Сдавались мирно»

Чтобы не допустить никаких провокаций, самооборона брала под контроль все государственные объекты.

«Главпочтамт, райисполкомы, горисполкомы, стояли в оцеплении на площади у Совета министров. Ну и блокировка силовых подразделений: управление МВД по республике, управление СБУ на бульваре Франко, пограничный отряд и так далее, — перечисляет Виктор Аносов. — С СБУ проблем не было: я когда-то там работал, многих знал. Поэтому попросил ребят обесточить связь, чтобы никакие директивы из Киева сюда не поступали».

— В СБУ не сопротивлялись?

— Нет. Они довольно быстро пошли навстречу. А подразделение «Беркут», после того как им досталось в Киеве, и так было на нашей стороне. Самооборона взяла под охрану базу «Беркута» в Симферополе, чтобы на них не напали нацики, — там ведь было оружие. Часть «беркутовцев» выдвинулась с самообороной и казачеством на Чонгар, чтоб перекрыть проходы в Крым со стороны материковой Украины.

— Переговорный процесс шел тяжело?

— Вообще всем силовикам был дан выбор: либо собираете личные вещи и возвращаетесь на Украину, либо продолжаете служить здесь, в Крыму, в России, — все мы уже понимали тогда, что с Украиной вместе никогда не будем. Переход силовых подразделений и военных частей был вполне мирным — в нескольких частях постреляли, но так, больше для шума. Главная опасность исходила от находившихся здесь экстремистов — по линии «Меджлиса»* и «Правого сектора»*. У них были и оружие, и подготовка соответствующая.

— Откуда у них оружие?

— Из схронов, они заранее готовились. Не будем забывать и про «Хизб ут-Тахрир»*, который тут вольготно себя чувствовал. До сих пор их периодически отлавливают. На тот момент именно эти радикалы были самыми опасными. С воинскими частями договориться было проще — они прекрасно понимали, чем может грозить вооруженный конфликт. Экстремисты же готовы идти по трупам, не стесняясь ничего.

Но обстановка в городе, вспоминает Аносов, была незабываемая: «Люди бросали машины, выходили и присоединялись к живым колоннам, которые ходили по центру с огромными российскими флагами. Очень позитивно!»

В апреле 2014-го Виктор Аносов отправится добровольцем в Донбасс, откуда приедет только к ноябрю 2016 года. В бизнес он не вернется и не сменит камуфляж на костюм и галстук: в декабре 2016-го глава Республики Крым Сергей Аксенов назначит Аносова замкомандира полка Народного ополчения. «После Донбасса я был как ребенок, попавший в новую семью: законы совершенно другие, бизнес мой, естественно, пропал. Надо было во все заново вникать, регистрировать бизнес. На это нужно много времени, а работать кто будет? Но я ни о чем не жалею».

— Крымская весна перевернула вашу жизнь?

— Когда распался Союз и Крым отошел к Украине, у меня было огромное желание, чтоб полуостров вернулся в Россию. Все эти годы я об этом мечтал. Я испытывал на себе материализацию мыслей — и не раз. Но чтобы целый полуостров переместить в Россию, потребовалось больше 20 лет мечтаний. (Смеется.)

Одна весна

Сергей Звездов тоже уедет добровольцем в Донбасс в апреле 2014-го и вернется на полуостров в 2015-м. Татьяна Савицкая и Юрий Розгонюк начнут собирать и отвозить гуманитарную помощь в ДНР и ЛНР.

Вадим Никифоров продолжит работать журналистом, но уже в российском СМИ, а его отец останется доцентом главного крымского вуза.

И это лишь несколько имен из десятков тысяч крымчан, принявших в тех событиях активное участие. Пути многих из тех, кто в феврале — марте 2014-го встал плечом к плечу на защиту полуострова, спустя годы разойдутся. И памятные медали получат не все.

Но общей для них навсегда останется весна — Крымская.

*Террористические и экстремистские организации, запрещенные в России.

Екатерина Петухова