— У меня прыщик на попе выскочил.
— Потому что классовая борьба! Вот наступит коммунизм, и больше не будет никаких прыщиков! И попов тоже не будет! (из интернета)
Сегодня, если никто не возражает, я немного побуду Мараховским. Впрочем, даже если возражает, я всё равно им побуду. А вернее даже не самим Мараховским, а его замечательным Авраамом Болеславом Покоем, занимающимся словообразованием, ставящим экзотические диагнозы и выписывающим простые и незамысловатые лекарства.
Белого шоколада у меня нет, поэтому перебьёмся бутербродами. Арфы нет – ударьте в бубен.
Потому что я тоже открыл экзотическую болезнь под названием «панацеизм».
Для начала анамнез: Вчера я опубликовал Доктрину Осаждённой Крепости (ДОК). И в комментариях, понятное дело, идёт обсуждение (это как раз нормально).
Но вот прилетает возбуждённый персонаж (на самом деле их было таких несколько) и начинает «Ага! Ваша концепция не отвечает на вопросы высших смыслов! Это никуда не годится! Какой же вы после этого философ?!».
Я философ записывающий и анализирующий. Вот и его (их) вопли я записал и проанализировал.
Восходит данное заболевание к древним мифам о «панацее» (так звали одну из дочерей Асклепия), лекарстве от всех болезней. Средневековые алхимики вообще любили всё абсолютизировать и доводить до абсурда. Философский камень, универсальный растворитель, «может ли бог создать камень, который сам же не сможет разрушить?», лекарство от всех болезней и прочие предельные категории.
На самом деле это предельный инфантилизм. Вот закрою глаза – и мир исчезнет. Вот получу философский камень – и стану бессмертным и бесконечно богатым. Вот смешаю три порошка – и смогу лечить все болезни одним лекарством. Сочетание перфекционизма с абсолютизмом.
— Смотрите, я придумал молоток!
— Твой молоток не помогает мне доить коров, он бесполезен!
И так во всём.
Доктрина Осаждённой Крепости не отвечает на все вопросы (и не ставит перед собой таких задач), её применение вполне предметно и практично.
— Ваш забор не определяет, что растёт в огороде.
— Он и не должен. Задача забора – позволить выращивать урожай, защищать его от внешних угроз.
— А нам нужно забороудобрение, которое бы ещё и ускоряло рост растений. Поэтому снесите этот ваш дурацкий забор!
И так возводится в абсолют что-то одно, и объявляется панацеей.
— Сынок, прибей тут полочку.
— Полочка не поможет нам добиться сменяемости власти в стране!
Или
— У меня нет денег, виноват режим!
— А работать не пробовал?
— Я не буду работать на дядю!
Или
— Успешно осуществлён очередной пуск ракеты, выведено на орбиту три новых спутника.
— У них в стране некоторые люди ходят в нужник во дворе, а они про космос думают!
Или
— Сынок, ты бы женился. Я внуков хочу.
— А смысл рожать детей в этой стране? Поставлять пушечное мясо режиму!
И так далее. И тому подобное.
Смысл в том, что панацеист никогда не будет доволен. Потому что эти меховые трусы с капюшоном не сделали пуленепробиваемыми, да и цвет не того оттенка. А должны защищать от всего. От ВСЕГО, понимаете?!
Другим проявлением панацеизма является гигантомания. Они всегда хотят спасать не меньше, чем Россию, а лучше – весь мир. Некоторым таким, предлагавшим внедрить что-то, я предлагал «Давайте внедрим это на уровне отдельного города или предприятия, отработаем технологию». Но нет, обязательно нужно сразу везде, и, что характерно, даже не имея чёткого описания, как это будет работать.
Для лечения панацеизма рекомендуется делать простые вещи простыми инструментами. Забивать гвозди молотком. Паять паяльником. Зажигать огонь спичками. Есть ложкой. Думать головой. А там, глядишь, и полочку прибьёт, и мусор вынесет, и родителям поможет, и на работу устроится – и жизнь налаживаться начнёт без Абсолютной Истины, изложенной в одном предложении.
Путь в тысячу километров начинается с первого шага. Мировая революция начинается с субботника в своём дворе.
Александр Роджерс