Ищенко: Об эффективных и неэффективных антироссийских санкциях Запада

Ростислав Ищенко

Запад удивляется неэффективности своих санкций, введённых против России. Но стоит ли удивляться тому, что неэффективная политическая система производит неэффективные действия?

Прагматичные буржуазные политики, руководствующиеся национальными интересами, умеющие сводить баланс бонусов и затрат, внимательно следя, чтобы расходы на каждую очередную политическую операцию не превышали ожидающиеся от неё доходы, уступили место идеологизированным леволиберальным флибустьерам (коррупционерам-романтикам), совмещающим стремление безудержно грабить весь мир и собственное государство в первую очередь с уверенностью в наличии у них великой миссии по переустройству мира.

Доживающий свой сотый год старик Киссинджер – последний представитель давно ушедшей эпохи расцвета западной политической мысли, пытаясь пробудить в американской дипломатии здравый смысл и холодный расчёт, натыкается на стену непонимания.

Между тем, в эпоху Киссинджера американские санкции не просто действовали, но достигали поставленных целей. Например, введённая в 1974 году поправка Джексона — Вэника заставила СССР серьёзно облегчить еврейскую эмиграцию. При этом, несмотря на советские уступки, а затем и на распад СССР, в отношении России поправка действовала до конца 2012 года. Её механизм, ограничивающий в американских интересах торговлю с СССР/Россией, был настолько совершенен и гибок, что Вашингтон до конца не желал от неё отказаться.

Но на смену утончённым фехтовальщикам киссинджеровской эпохи пришли клинтоновско-байденовские дуболомы. Санкции стали вводить по принципу: запретить всё и пусть нам будет хуже. Новое поколение американских политиков и дипломатов утратило представление об истинном смысле санкций. Они уверены, что санкции должны уничтожить экономику врага, «разорвать её в клочья». Поэтому они пытаются заткнуть все щели в механизме международной торговли, которые позволяют подсанкционным странам покупать или продавать запрещённые товары.

Это абсолютно бессмысленная затея. И не только потому, что часто выясняется, что сами организаторы санкций вынуждены их нарушать, ибо не могут прожить без подпавшего под санкции товара и не в силах приобрести его где-либо, кроме подсанкционной страны. Даже совокупнымии усилиями все страны мира не смогли извести контрабанду и серую торговлю. Если же у кого-то (кто подпал под санкции) появляется заинтересованность в поддержке контрабанды на государственном уровне, то все разведки, таможни, погранслужбы и флоты мира не в силах справиться с соответствующим потоком.

Самое же опасное для вводящих тотальные санкции заключается в том, что история свидетельствует: столкнувшись с дефицитом какого-то важного товара, общество консолидируется и либо налаживает его поставки из альтернативных источников, либо организует собственное производство. Напомню, что СССР в 20-е – начале 30-х годов находился практически в полноценной экономической блокаде и был к тому же разорённой нищей страной. Тем не менее умудрялся покупать на Западе целые заводы, вместе с инженерным корпусом, необходимым для организации производства.

Консолидировавшееся в намерении противостоять санкциям общество всегда изыщет необходимый ресурс. Об этом говорят также примеры КНДР, Кубы и Ирана.

Отсюда следует простой вывод: санкции должны вводиться так, чтобы не консолидировать, а разобщать общество. То есть санкционные товары не должны исчезать вообще, заставляя людей сплачиваться во имя их замещения. Их должно становиться меньше необходимого. Они должны превращаться в дефицит, становиться признаком элитного потребления. Тогда общество будет делиться на тех, кто может достать (не купить, купить может каждый, а именно достать) дефицит, и тех, кто доступ к элитному распределению не имеет.

Можно сколько угодно рассуждать о «равенстве» в СССР, но джинсы ценою в две зарплаты, которых не было в магазинах, спецпайки, спецраспределители и«Берёзки», подрывали единство и сплочённость советского народа куда эффективнее, чем все писания и демонстрации всех диссидентов, вместе взятых. В массе своей народ диссидентов не любил, не понимал что им нужно и не верил им до самого распада СССР. Но зато он как вопиющую несправедливость воспринимал разделение на тех, кто допущен к дефициту, и тех, кто вынужден отовариваться в обычных советских магазинах.

Вот это-то умение разрушать при помощи санкций не экономику, но общество страны-жертвы идеологизированный Запад утратил. Его комиссары совершенно по-большевистски спрашивают: «Как вы можете торговать с Россией? Она же бяка, не соблюдает права меньшинств, не признаёт наличия тысячи гендеров и не борется с глобальным потеплением так, как завещала Грета Тунберг». И именем великой либеральной революции толерантности «отменяют» всех, кто пытается доказать, что имеет с Россией чисто прагматичные отношения – бизнес и ничего кроме бизнеса. В общем, классическое «сегодня ты танцуешь джаз, а завтра Родину продашь» на новом витке истории.

Между тем деидеологизированная прагматичная Россия, прекратившая по всему миру помогать «строителям социализма», пытавшимся за счёт советской щедрости попасть из допотопного первобытного «коммунизма» сразу в светлое будущее всего человечества, проводящая политику «конфетки в потном кулачке» — сотрудничество, совместное развитие, взаимная выгода, а не попытка перебросить первобытные народы сразу через несколько стадий развития, без всякого напряжения научилась правильно выстраивать санкционную систему.

Запад не случайно обвиняет Россию в том, что своей экономической политикой она вносит раскол в стройные евроатлантические ряды. Москва торгует дифференцированно. Один подход к дружественным странам. Они получают более выгодные условия, включая существенные скидки, но не за красивые глаза или идеологическую близость, как было в советскую эпоху, а за то, что они обеспечивают устойчивый долговременный гарантированный рынок сбыта для российской продукции (на гарантированных поставках больших объёмов мы выигрываем куда больше, чем теряем на скидках) 

или, наоборот, партнёры обеспечивают гарантированные поставки России важных видов продукции и сырья, которые не производятся (или их невыгодно производить внутри России).

Недружественные страны (кстати, термин возник именно в ходе оттачивания Россией контрсанкционных механизмов) сталкиваются с ограничением поставок важных товаров и с ростом цен на них, как Запад в этом году с энергоносителями и продовольствием. Российские нефть и газ не пропали из Европы полностью. Их просто стало меньше и они стали дороже. Кто-то в Европе и сейчас не экономит на мытье, кондиционере и домашнем бассейне, но для кого-то ежедневный душ уже стал роскошью. Общество ещё не видит эту линию разлома, но она уже есть и с каждым днём будет расширяться.

В результате страны ЕС вместо того, чтобы сплотиться вокруг новых источников энергии, отказаться от российских энергоносителей сразу и полностью, разорвать с Москвой любые экономические связи, перестроить свою экономику и торговлю и добиться полной независимости от торгово-экономических связей с Россией, к чему призывали русофобы и что было достижимо, хоть и ценой существенного снижения уровня жизни, сражаются друг с другом за возможность добыть дефицитные российские энергоносители по приемлемой цене и в нужном количестве (при этом уровень жизни всё равно снижается). Причём чем ближе зима, тем этот бой ожесточённее. Не удивлюсь, если зимой «цивилизованные» евроамериканцы будут на государственном уровне воровать друг у друга энергоносители, как воровали маски и перчатки в первый ковидный год.

Каждая из стран Запада пытается обойти санкционные ограничения на торговлю с Россией и каждая обвиняет соседей в том, что они нарушают санкции. Грызня в западном лагере и попытки сепаратно сговориться с Россией за спиной партнёров, разрушают миф о западном единстве, расширяют России пространство для дипломатического и экономического манёвра и лишают Запад всякой надежды на победу в противостоянии с Россией.
Идеологизированная политика всегда проигрывает прагматичной. Ведь в конечном итоге прагматики обеспечивают народу сегодня ту самую колбасу, которую идеологи обещают в далёком, но очаровательном «светлом будущем» на тернистом пути к которому кормить не обещают.