Ой, Богдане, Богдане,
Славный наш гетмане!
На-що вiддавъ Украину
Москалямъ поганимъ?
Этот вопрос из полной версии гимна Украины (официально сейчас утверждена урезанная версия этого стихотворения Павла Чубинского) в 1648 году волновал не только казаков, поляков, но и самих «москалей поганых». Потому что гетман поставил в неудобную позу абсолютно всех!
Дело в том, что отношения между Россией и Речью Посполитой на момент начала восстания были не просто на редкость хороши. Дело шло к союзу, договариваться о котором в Москву приехал известный православный магнат сенатор Адам Кисель. И основания для русско-польского (хотя, учитывая национальный состав Речи Посполитой, можно написать и русско-русского) союза были просто железные — общая горячая «любовь» к Крымскому ханству.
Но восстание Богдана Хмельницкого смешало все карты. Если взять политические силы, на тот момент задействованные в раскладах между двумя славянскими государствами, то можно отметить русское государство (у нас с единоначалием всё было хорошо, так что групп влияния можно не выделять), короля Речи Посполитой и польских магнатов. В этом треугольнике Россия была скорее на стороне магнатов: набеги крымских татар разоряли как южные окраины нашей страны, так и поместья разного рода Потоцких с Вишневецкими. Королю Речи Посполитой война с Крымом была куда менее выгодна: она усиливала магнатов и их сцепку с Москвой.
И в данные расклады ворвались казаки Хмельницкого. Ворвались как сила, ориентированная на короля! Ведь именно к Владиславу приходил Богдан с жалобой на Чаплинского и именно от него получил совет отстаивать свои привилегии саблями...
Восстание началось 21 января 1648 года. Хмельницкий прибыл на Сечь с небольшим отрядом и захватил её. 24 января Богдана выбрали гетманом. Магнаты не имели единого мнения по вопросу, что с этим вот всем делать? Коронный гетман Потоцкий предлагал самое простое (и самое неправильное) решение — утопить бунт в крови. Сенатор Кисель, представлявший королевскую администрацию, не хотел ставить под угрозу планы союза с Москвой из-за какой-то нелепицы. Он предлагал Потоцкому «направить чернь на Чёрное море». Потоцкий не согласился: поход казаков на Крым будет равносилен объявлению войны Крыму и Турции. Король был против силового подавления казачьего возмущения, но кто в Речи Посполитой слушал короля? Явно не Потоцкий!
Коронный гетман считал причиной восстания не угнетение, эксплуатацию и обиды, а, как сказали бы сейчас, «самостийничество». Вот как Николай Потоцкий описывал цели Хмельницкого: «Сперва — чтобы я с армией ушёл с Украины; второе — чтобы удалил из полков полковников и всех их сподручных; третье — чтобы отменил ординацию РПтой (Речи Посполитой), а казаки оставались бы при таких правах, при которых могли бы не только ссорить нас с посторонними, но и поднимать свою безбожную руку на величие с п (светлой памяти) предшественников и предков В К В (Вашего Королевского Величества)». Потому и поход на Чёрное море, считал Потоцкий, не поможет: цель Хмельницкого — возвращение казакам их старинных прав и привилегий.
Вот только этот взгляд на события (которому не были чужды и сами казаки!) практически сразу перестал быть актуальным. На Сечь к Хмельницкому отовсюду потянулись добровольцы, по большей части крестьяне. Гетман помощь принял и организовал военную подготовку вновь прибывших. С этого момента «провернуть фарш обратно» стало невозможно. Для казака, как хорошо знали польские власти, поменять подданство было проще, чем поменять кафтан: на кафтан трэба гроши, а за смену подданства ещё и самому грошей отсыплют. У крестьян в случае поражения перспективы были куда более мрачными...
Хмельницкий показал себя прекрасным дипломатом: объяснив на пальцах советникам крымского хана, что его восстание рушит планы совместной войны Речи Посполитой и России против ханства, он добился от Ислям-Гирея помощи. В марте на Сечь прибыл четырёхтысячный татарский отряд под началом Перекопского мурзы Тугай-бея. Теперь в войске гетмана была не только запорожская пехота (около 10 тысяч бойцов), но и прекрасная лёгкая конница!
В апреле Николай Потоцкий вышел в поход на мятежного гетмана. Под командованием коронного гетмана было порядка 15 тысяч человек — прекрасная конница Речи Посполитой! Вот только Потоцкий разделил свои силы: отряд наказного гетмана Ивана Барабаша на чайках шёл по Днепру к захваченной повстанцами крепости Кодак. А шесть тысяч человек с 12 пушками были отправлены вперёд под началом сына Николая Потоцкого Стефана. Коронный гетман хотел дать возможность сыну, впервые поехавшему на войну, отличиться, тем более что число восставших Потоцкий определил в 2 000 казаков и 500 татар: всего-то в шесть раз ошибся!
Хмельницкий решил бить поляков по частям, тем более что отряд Барабаша состоял по большей части из реестровых казаков, не испытывавших энтузиазма от перспективы воевать с единоверцами. Расчёт оказался верным: в ночь с 3 на 4 мая казаки утопили Барабаша со старшинами в Днепре, перебили немецких ландскнехтов, прикомандированных к их отряду, и присоединились к восставшим. Теперь против 20 тысяч бойцов Хмельницкого Стефан Потоцкий располагал двумя тысячами гусар и драгун: 4 тысячи реестровых казаков решили, что воевать за сына коронного гетмана — не лучшая идея.
Поляки построили укреплённый лагерь у Жёлтых вод и выслали гонца за помощью. Но татары Тугай-бея недаром ели свою баранину: гонец был перехвачен и письмо с просьбой о помощи не нашло своего адресата. Настроение в польском лагере после всего происшедшего накануне и так было не слишком приподнятым, а после того, как Хмельницкий провёл ИПСО, продемонстрировав полякам на пике их послание, направленное коронному гетману, и вовсе приуныли. В общем, когда 5 мая Стефан Потоцкий приказал гусарам с драгунами выйти из лагеря и атаковать казаков, то выйти-то они, конечно, вышли... Но драгуны, набранные на Украине, решили, что больше им с поляками не по пути, и перешли на сторону Хмельницкого. Гусары сочли за лучшее вернуться в укреплённый лагерь.
6 мая казаки пошли на штурм. Проливной дождь подмочил порох в польских пушках, так что перестрелки не получилось, правда, отбиться Потоцкому удалось, но, чем пахнет продолжение сопротивления, было очевидно. Стефан пошёл на переговоры, по результатам которых отдал казакам пушки и получил обещание свободного выхода из лагеря. 8 мая польский отряд тронулся в обратный путь. Казаки обещание сдержали — отходу не препятствовали. Но татары в переговорах не участвовали и никаких обещаний не давали...
В 6 километрах от Жёлтых Вод Потоцкий внезапно обнаружил, что путь преграждён отрядом Тугай-бея. Гусары попытались уйти по оврагу, но выяснилось, что казаки овраг заблаговременно завалили (они же не давали обещаний не делать завалов в оврагах, правда?). Выстроив из повозок вагенбург, поляки решили отсидеться в нём, но татары из пушек разбили импровизированное укрепление. Откуда у Тугай-бея взялись пушки? Хмельницкий дал взаймы отнятую у поляков артиллерию. Он ведь не давал обязательства не делиться с татарами трофеями, правда? В общем, оставшиеся в живых гусары были уведены в Крым на арканах, а Потоцкий-джуниор — смертельно ранен в бою. Отличился, что тут можно сказать...
Между тем отряд Николая Потоцкого стоял у Чигирина и занимался тем, что шляхта умела делать, без всякого сомнения, лучше всех в мире! Пьянствовал... Правда, самому коронному гетману отсутствие вестей от сына внушало какие-то нехорошие мысли, но все решили, что это пустое отцовское беспокойство. Когда стало ясно, что отцовское беспокойство пана Николая пустым не было, 7 тысяч поляков решили пойти в наступление в обратном направлении — на Корсунь, где Потоцкий-старший надеялся встретиться с отрядом Иеремии Вишневецкого, после чего совместными силами навалять повстанцам по первое число.
У Корсуня Хмельницкий нагнал пана гетмана. Поляки вновь укрылись за валами укреплённого лагеря — не зря шановны паны розгами вбивали в отпрысков латынь: римскую теорию военного искусства они знали на пять с плюсом! Правда, с практической частью всё было не столь блестяще...
Штурм лагеря казакам вновь не удался — пушки с валов косили атакующих горячей картечью. Но у Потоцкого не выдержали нервы: отразив первый натиск Хмельницкого, он решил отступать на Богуслав. Это была ошибка: в лагере реестровые казаки волей-неволей сохраняли верность коронному гетману, а в поле... На лесной дороге Богдан устроил полякам засаду. Не успел завязаться бой, как реестровые перешли на сторону восставших, остальные войска бежали, а оба польских полководца, Николай Потоцкий и Мартын Калиновский, попали в казачий плен.
Две эти блестящие победы поставили Богдана Хмельницкого в абсолютно идиотское положение! Нет, он написал письмо Владиславу: «Наияснейший милостивый король п (пан) наш милостивый. Согрешили мы, что взяли в плен гетманов и войско В К М (Вашей Королевской Милости), которое на нас наступало, согласно воле В К М разгромили. Однако, просим милосердия и, что бы строгость гнева В К М не привела нас к десперации, ожидаем теперь ответа и милосердия; верно возвратимся, а сами на услуги В К М съедемся». Но возникла пара проблем. Первая — Владислав к тому времени умер. Вторая — плюха, данная казаками ясновельможным панам, была слишком сильной, чтобы её стерпеть. К тому же восстание не собиралось прекращаться — против поляков поднялась вся Малая Русь: пылали шляхетские поместья, киевляне выгнали из города польских панов и католических священников (у Сенкевича пан Володыевский имел поместье аккурат под Киевом — не повезло...), народ массово шёл в казаки... Поэтому надо было искать варианты.
Пока в Речи Посполитой длилось «бескрулевье» (нового короля требовалось выбрать, а это небыстрый процесс), Иеремия Вишневецкий с Хмельницким отчаянно рубились за пограничные города и крепости. Счёт был в пользу Богдана Михайловича — Вишневецкий, город за городом, терял выстроенную предками на землях Украины «империю». И да, хутор Суботов Хмельницкий себе тоже вернул, хотя вряд ли кто-то, кроме него самого, на это обратил внимание.
В конце лета на помощь Хмельницкому подошёл ещё один отряд — три тысячи татар. В бою под Пилявцами с 11 по 13 сентября 1648 года поляки потерпели страшное поражение. Страшное, но ожидаемое: вместо жестокого, но опытного Вишневецкого коронную армию возглавил «триумвират» из сандомирского воеводы князя Доминика Заславского, великого хорунжего коронного Александра Конецпольского и маршала сейма Николая Остророга. Мало того, что коллегиальное командование на войне в принципе не самое лучшее решение (впрочем, давать власть в период бескрулевья кому-то одному шляхта боялась), так и триумвиры были... не лучшего качества. Про них ходила пословица «перина, детина и латина»: Заславский был ленив и большую часть дня лежал в постели, Конецпольскому было всего 28 лет — молод для командной должности, а Остророг — шибко образован, но не имел ни малейшего военного опыта.
После победы под Пилявцами Хмельницкий пошёл на Львов и Замостье. Взятие этих городов открывало дорогу на Варшаву, но взять сильно укреплённые города с наскока у казаков не вышло. Возможно, длительная осада дала бы результат, но в Варшаве выбрали королём Яна Казимира, который предложил Богдану переговоры. И гетман согласился. Переговоры шли ни шатко ни валко, война продолжилась. В Зборовской битве Хмельницкий в очередной раз одержал победу (ну или почти победу, ну или сказал, что одержал почти победу), но не слишком убедительную: Речь Посполитая сосредотачивалась и каждый следующий бой давался казакам всё тяжелее. Пришлось возвращаться к переговорам.
Поскольку Хмельницкий был объявлен вне закона, переговоры велись между Речью Посполитой и Ислям-Гиреем. 19 августа 1649 года был заключён Зборовский мирный договор. Татары получали дань (хорошую дань, даже очень хорошую), казаки — подтверждение всех старинных вольностей и привилегий, Киевский митрополит — место в сейме, все повстанцы — полную амнистию. Зимой-весной 1648 года эти условия устроили бы казаков в полной мере. Но на дворе стоял конец лета 1649 года, за плечами у запорожцев были победы под Жёлтыми Водами и Корсунем, взятые города и замки... Как после такого терпеть панов Володыевских, возвращающихся в свои имения под Киевом? То, что в Зборове был заключён не мир, а перемирие, понимали все...
Фёдор Ступин