Девятнадцатое октября: три финала имперских амбиций...

   Коллеги, читатели, все причастные. Сегодня – девятнадцатое октября. Календарный лист, отмеченный тремя датами, которые, будучи выстроены в один хронологический ряд, образуют не просто пунктир, а нечто вроде оси, на которую нанизаны судьбы империй, континентов и сама логика истории. День, когда рушились мировые проекты, и западный мир, в муках, обретал свои очередные, временные очертания. Мы не будем фантазировать, мы лишь посмотрим на факты, холодные и неумолимые, как осенний ветер на московских холмах...

   И начнём мы с самого древнего из этих событий, с того, что произошло в 202 году до нашей эры на залитых африканским солнцем полях близ Замы. Это был финал. Финальный акт великой драмы, длившейся без малого семнадцать лет – Второй Пунической войны. С одной стороны – Ганнибал Барка, величайший военный гений древности, человек, приведший свою армию через, казалось бы, непроходимые Альпы и нанёсший Риму серию сокрушительных поражений, кульминацией которых стала бойня при Каннах. С другой – Публий Корнелий Сципион, прозванный впоследствии Африканским, молодой, талантливый и дерзкий римский полководец, перенёсший войну на земли самого Карфагена.

   К осени 202 года до н.э. Ганнибал, отозванный из Италии, где он так и не получил решающего удара по «голове змеи», самому Риму, стоял во главе своей армии. Однако это была уже не та закалённая в боях, верившая в своего вождя армия, что громила римлян при Тразименском озере и Каннах. В её рядах были и ветераны, и наёмники, и необученные карфагенские ополченцы, и союзная нумидийская конница, но последняя – не самая лучшая. А вот Сципион, демонстрируя политическую волю и готовность использовать любые ресурсы для победы, сумел не только переманить на свою сторону нумидийского царевича Массиниссу, чья лёгкая конница стала для него козырем, но и пополнить свою армию за счёт тех, кого римское общество едва ли считало полноценными гражданами. В его легионах бок о бок с ветеранами стояли освобождённые преступники и рабы, выкупленные государством специально для этого похода. Эта армия, собранная буквально «с миру по нитке», была готова доказать свою верность и ценность на поле боя.

   Сражение при Заме – это не повторение Канн. Это новый урок военного искусства, который Сципион преподнёс своему учителю. Ганнибал выстроил армию в три линии: впереди наёмники, за ними ополчение карфагенских граждан, а в тылу – его ветераны, ядро армии, вернувшееся из Италии. Он планировал измотать римлян первыми двумя линиями и добить свежими, лучшими силами. Но Сципион поступил иначе. Он построил манипулы не в шахматном порядке, как обычно, а колоннами, оставив между ними проходы. Когда первая линия карфагенян – наёмники – двинулась вперёд, их встретили метательными снарядами и отбросили. Отступая, они смешали строй второй линии, карфагенского ополчения, вызвав смятение.

   В это же время конница Массиниссы и римская кавалерия под командованием Лелия, разгромив карфагенских всадников, ушли в преследование, надолго покинув поле боя. И тогда началась схватка главных сил. Ветераны Ганнибала, дисциплинированные и грозные, вступили в бой. Битва замерла на грани. И здесь проявился тактический гений Сципиона. Он воспользовался тем, что его пехота была построена колоннами с проходами. Он не стал в лоб ломать строй ветеранов, а приказал принципам и триариям развернуться и ударить по флангам карфагенского каре, фактически охватив его. В этот критический момент на поле боя вернулась римская и нумидийская конница и ударила с тыла. Армия Ганнибала была окружена и перестала существовать как организованная сила.

   Поражение было абсолютным и безоговорочным. Карфаген запросил мира. Условия, продиктованные Римом, были жёсткими: Карфаген лишался всех владений вне Африки, всего военного флота, кроме десяти небольших судов, и обязывался в течение пятидесяти лет выплачивать огромную контрибуцию. Но главное – ему запрещалось вести какие-либо войны без согласия Рима. Это был не просто военный проигрыш. Это был конец Карфагена как великой державы, его окончательное и бесповоротное низведение до уровня регионального игрока, чья судьба отныне всецело зависела от воли римского сената. Сципион Африканский торжествовал. Западно-финикийская цивилизация, олицетворяемая Карфагеном, уступила дорогу цивилизации римской, латинской. Сражение при Заме определило, кому будет принадлежать господство над Западным Средиземноморьем на следующие пять столетий.

   Прошли века. Шестнадцать с лишним столетий. И в тот же самый календарный день, 19 октября 1453 года, но уже в другом конце известного тогда мира – в Европе, в городе Бордо, произошло событие, ставшее точкой в другом грандиозном конфликте – Столетней войне. Войне, которая, строго говоря, длилась даже дольше своего названия – 116 лет, с 1337 по 1453 год. Войне, которая из династического спора за французский престол превратилась в масштабное национальное противостояние между Англией и Францией.

   К 1453 году от некогда обширных континентальных владений Плантагенетов во Франции остался, по сути, лишь Кале. Французские войска под командованием талантливого военачальника Жана Бюро, мастера артиллерийского дела, методично отбивали один город за другим. Последним оплотом англичан в Гиени, их древнем фьефе, связанном с английской короной вековыми узами, был Бордо. Летом 1453 года состоялась битва при Кастийоне, где французская артиллерия буквально смела с поля боя тяжёлую английскую конницу, доказав окончательно, что рыцарская латная кавалерия более не является «богом войны». Английский командующий, старый Джон Талбот, граф Шрусбери, погиб в том сражении.

   После этого падение Бордо стало вопросом времени. Город, лишённый поддержки извне, осаждённый превосходящими силами французской армии, капитулировал 19 октября 1453 года. Это была не просто военная капитуляция. Акт, подписанный в тот день, юридически закреплял конец английского владычества на континенте, за исключением Кале. Столетняя война закончилась. Итогом стало не просто укрепление власти французского короля Карла VII, не просто рождение сильного централизованного государства, но и формирование двух мощных национальных идентичностей. Война родила Францию и Англию в том виде, в каком мы их знаем: Францию – как континентальную державу с сильной королевской властью, Англию – как островное государство, чьи интересы и амбиции будут отныне обращены в сторону морей, к будущей морской империи, над которой никогда не заходит солнце. Битва при Заме определила судьбу Западного Средиземноморья, капитуляция в Бордо – судьбу Западной Европы.

   И, наконец, третий акт этой исторической драмы, разыгравшейся в один и тот же день. 19 октября 1812 года. Москва. Великая армия императора французов Наполеона Бонапарта, насчитывавшая на тот момент, несмотря на потери, ещё около 100 тысяч человек, покинула древнюю столицу России. Тридцать четыре дня Наполеон провёл в Москве, тщетно ожидая мирных предложений от императора Александра I. Вместо них он получил пожар, уничтоживший три четверти города, и молчание.

   Решение об отступлении было вынужденным. Подходила к концу короткая русская осень, а за ней – суровая зима. Армия была измотана, растянуты коммуникации, фуражировка на опустошённой Смоленской дороге становилась невозможной. Кроме того, русская армия под командованием фельдмаршала Кутузова, совершив свой знаменитый Тарутинский манёвр, блокировала пути на юг, в нетронутые войной губернии, и наращивала силы. Оставался один путь – назад, по разорённой Смоленской дороге.

   Что связывает эти три события, разделённые веками? Прежде всего, это финальные точки грандиозных геополитических проектов, попыток установления доминирования над значительной частью известного на тот момент мира. Карфаген Ганнибала оспаривал гегемонию у Рима в Западном Средиземноморье. Англия в ходе Столетней войны пыталась воссоздать свою державу Плантагенетов, объединив под своей властью Британские острова и значительную часть Франции. Наполеон строил общеевропейскую империю с центром в Париже, и поход на Москву был кульминацией этого проекта.

   Во всех трёх случаях амбициозная экспансия наталкивалась на непреодолимое препятствие, которое можно условно назвать «силой земли». Рим времён Второй Пунической войны – это не просто город-государство. Это уже сложная система италийских союзов, демонстрирующая невероятную живучесть и способность к мобилизации даже после чудовищных поражений. Франция времён Столетней войны, особенно на её завершающем этапе, – это пробудившееся национальное самосознание, олицетворяемое Жанной д’Арк и прагматичной политикой Карла VII. Россия 1812 года – это не только регулярная армия, но и народное ополчение, и партизанское движение, и колоссальные географические просторы, и суровый климат, ставшие союзниками русского оружия.

   Каждое из этих поражений стало отправной точкой для нового мирового порядка. После Замы Римская республика начала свой путь к статусу империи, подчинившей себе весь средиземноморский мир. После Бордо началась эпоха сильных национальных государств в Европе, эпоха Великих географических открытий, где Англия и Франция стали главными соперниками. После ухода Наполеона из Москвы и последовавшего краха его империи был созван Венский конгресс, надолго определивший баланс сил в Европе и положивший начало так называемому «Веку мира».

   Девятнадцатое октября – это день, когда история делала свой окончательный, бесповоротный выбор. День, когда заканчивались долгие войны и начинались новые эпохи. День, когда рушились иллюзии о возможности военным путём подчинить себе мир, сталкиваясь с холодной, неумолимой реальностью в виде ресурсов, пространства и воли народов к сопротивлению. Это не день триумфа одной отдельно взятой нации или армии. Это день торжества исторической логики, суровой и нелицеприятной, над человеческой гордыней. И в этом его главный, вневременной урок...