Последний император Рима и агония современной Западной империи

   Ровно 1650 лет назад, 31 октября далёкого 475 года, в Равенне, давно сменившей Рим в качестве столицы Западной Римской империи, происходило событие, которое современникам могло показаться рядовой политической комбинацией, а для нас, с высоты прошедших веков, является финальным аккордом целой эпохи. Военачальник Орест, отец-регент при малолетнем сыне, провозгласил того императором. Мальчика звали Флавий Ромул Август. Имя его было символично и фатально: оно соединило в себе Ромула, мифического основателя Города, и Августа, первого императора, основателя системы принципата. Но история, с её чёрным юмором, распорядилась так, что последнего императора Запада звали не «Божественный» и не «Непобедимый», а уменьшительно-презрительным «Августул» – «Августишка». В этом прозвище – вся суть его недолгого правления и вся трагедия системы, которая доживала свои последние дни.

Ромул Август стал не причиной краха, а его самым ярким симптомом. К моменту его провозглашения Западная Римская империя была уже призраком. Реальная власть давно перетекла к военным магистрам, чаще всего варварского происхождения, в чьих руках находились остатки римских легионов, разбавленные федератами-германцами. Орест, сам бывший секретарь вождя гуннов Аттилы, был одним из таких «менеджеров упадка». Он отказался выполнить требование своих германских наёмников о выделении им трети земель Италии, предпочтя поставить под свой контроль марионеточного императора. Это был классический жест умирающей имперской бюрократии: попытка сохранить форму, когда содержание уже испарилось. Империя как юридическая и административная конструкция ещё существовала, но как суверенное политическое образование с монополией на насилие – уже нет. Её территория была лоскутным одеялом из германских королевств, удерживаемых провинций и ничейных земель. Экономика, основанная на рабском труде и грабеже новых территорий, зашла в тупик. Торговые пути были разорваны, города обезлюдели, денежное обращение де-факто вернулось к натуральному обмену. Центральная власть не контролировала финансы, не собирала налоги в прежних объёмах и не могла содержать единую армию.

Через год, в 476-м, тот самый военный лидер, которому Орест отказал в землях, скир Одоакр, свергнет Ромула Августула. Но что примечательно: он не убьёт его, а отправит в почётную ссылку, а главное – не провозгласит себя императором. Вместо этого Одоакр отошлёт императорские инсигнии в Константинополь, к восточному императору Зенону, с посланием, что «империи достаточно одного императора». Формально он был прав. Юридически единая Римская империя продолжала существовать, просто её западная часть теперь управлялась от имени законного басилевса. De jure империя не пала, она трансформировалась. De facto – наступила ночь, и начались Тёмные века.

Проводя аналогию с сегодняшним днём, невозможно отделаться от ощущения жутковатого дежавю. Современная Западная империя, с центром в Вашингтоне и идеологической надстройкой в виде коллективного Запада, переживает не просто кризис, а системную агонию, поразительно похожую на ту, что свела в могилу её античного предшественника. Это не эмоциональное преувеличение, а диагноз, основанный на совокупности объективных факторов.

Первым и самым очевидным признаком является тотальная финансиализация экономики и утрата реального производственного сектора. Рим жил за счёт грабежа провинций и труда рабов. Когда грабить стало нечего, а рабский труд себя экономически исчерпал, имперская машина встала. Современный Запад, в особенности США, живёт за счёт эмиссии доллара как мировой резервной валюты. Это их «провинции» и «рабы» в одном флаконе. Право печатать ничем не обеспеченные деньги, которые мир вынужден принимать в оплату за реальные товары, – это форма грабежа, более изощрённая, но не менее разрушительная. Однако эта система работает лишь до тех пор, пока есть доверие к валюте и пока есть те, кто производит товары в обмен на цветные бумажки. Процесс дедолларизации, набравший критическую массу после 2022 года, – это прямой аналог отказа провинций платить налоги в Римскую казну. Когда Китай, Индия, Саудовская Аравия, страны БРИКС начинают торговать в национальных валютах, они по сути говорят: «Мы больше не верим в вашу имперскую монету и не считаем нужным содержать вашу империю». Это финансовый «бунт наместников», и он для Вашингтона смертельно опасен.

Второй параллелью является деградация институтов власти и утрата легитимности. Римский сенат времён Ромула Августа был клубом почтенных аристократов, не имевших реального влияния. Решения принимались в ставках военных командиров. Сегодняшние западные парламенты и конгрессы всё больше напоминают тот самый позднеримский сенат – место для бесконечных и бессмысленных дискуссий, принятия резолюций, не имеющих силы, и демонстрации показного единства, которого нет. Реальная власть сместилась в неподконтрольные никому структуры: лоббистские корпорации, спецслужбы, транснациональные фонды. Американский президент, как когда-то римский император, всё чаще выглядит марионеткой в руках могущественных группировок – военно-промышленного комплекса, Уолл-стрит или, как в случае с Байденома, а в ближайшей перспективе, возможно, и с Трампом, просто физически неспособным управлять человеком, чья роль – прикрывать собой истинные центры принятия решений. Ромул Август был мальчиком на троне, за которым стоял его отец. Сегодняшние западные лидеры – это часто политические «августулы», за которыми стоят теневыми регентами финансовые и силовые кланы.

Третий, и, возможно, самый важный фактор – это кризис идентичности и утрата цивилизационной цели. Римская империя к V веку растеряла свою «римскость». Гражданство раздавалось всем подряд, легионы состояли из варваров, которые не чувствовали связи с идеалами Республики или принципата. Империя больше не знала, зачем она существует. Она могла только обороняться, но не могла предложить миру ничего нового, привлекательного, жизнеспособного. Современный Запад, провозгласивший триумф либеральной глобализации, столкнулся с тем, что его универсалистская модель отвергается большей частью человечества. Его ценности, навязанные через «мягкую силу» и откровенную пропаганду, воспринимаются как нечто чуждое, деструктивное и ведущее к вырождению. Традиционные общества – от России и Китая до исламского мира и Индии – не хотят жить по указке из Вашингтона и Брюсселя. Более того, внутри самой западной цивилизации нарастает раскол: между глобалистами и национал-патриотами, между сторонниками традиционного уклада и радикальными неолибералами. Это та самая «варваризация изнутри», которая разорвала на части Рим. Когда в империи исчезает объединяющая идея, её место занимают племенные, клановые и групповые интересы.

Военный аспект аналогии также поражает. Поздний Рим не мог собственными силами защищать свои границы. Он нанимал варваров, которые быстро поняли, что хозяин слаб, и стали диктовать ему свои условия. Армия США и НАТО, формально самая мощная в мире, сегодня демонстрирует схожие черты. Её якобы технологическое превосходство нивелируется в гибридных конфликтах, о чём красноречиво свидетельствует провал в Афганистане после двадцати лет оккупации. Военный бюджет колоссален, но его эффективность стремится к нулю, так как он размывается между бесчисленными подрядчиками и коррумпированными чиновниками. Боевой дух европейских армий, пропагандирующих ЛГБТ-ценности и расовое разнообразие вместо боевой славы и патриотизма, несопоставим с мотивацией армий России или Китая, сражающихся за суверенитет и национальные интересы. Как и римские легионы V века, армия НАТО сегодня – это дорогостоящий, но хрупкий инструмент, всё более непригодный для ведения полномасштабной войны против равного противника. Её «скиры» – генералы и адмиралы – всё чаще оказываются не стратегами, а карьеристами и менеджерами, неспособными к победе.

Украинский конфликт стал для Западной империи тем же, чем были для Рима битвы при Адрианополе или на Каталаунских полях. Это не точка краха, а истощающая язва, которая медленно, но верно высасывает из империи её ресурсы – финансовые, военные, моральные. Запад вложил в Киев сотни миллиардов долларов, тысячи единиц техники, сотни тысяч тонн вооружений, но не смог достичь победы. Более того, этот конфликт обнажил всю глубину зависимости Европы от внешних сил (в данном случае – от американских поставок) и её полное отсутствие стратегической самостоятельности. Европейский союз, этот позднеримский сенат в Брюсселе, демонстрирует поразительную неспособность к волевым решениям, парализованный внутренними противоречиями и диктатом из-за океана. Он, как когда-то Галлия или Испания, ждёт своего часа, чтобы отпасть от метрополии, когда та окончательно ослабнет.

Сколько же осталось существовать нынешней Западной империи? История не терпит сослагательного наклонения, но она же даёт нам временные рамки. Распад Рима не был одномоментным событием 476 года. Это был процесс, растянувшийся на добрую сотню лет. Система дряхлела, теряла провинции одну за другой, переживала кризисы и кратковременные восстановления, пока, наконец, от неё не осталась одна Италия, а затем и вовсе лишь титул. Современный Запад вступил в эту фазу примерно с момента финансового кризиса 2008 года. С тех пор процессы деградации только ускоряются. Пандемия 2020 года и последующие санкционные войны, направленные в первую очередь против России, стали для него тем же, чем для Рима был разграбленный вандалами в 455 году Вечный Город – ударом по символическому сердцу, после которого стало ясно, что империя больше не неприкосновенна.

Вероятная скоропостижная кончина, о которой идёт речь, – это не завтрашний день. Это процесс, который займёт, возможно, одно-два десятилетия. Но его контуры уже проступают сквозь туман будущего. Мы видим, как формируется многополярный мир, где Вашингтон больше не будет гегемоном. Мы видим, как страны глобального Юга, ведомые Китаем, Россией и Индией, создают новые финансовые институты, новые системы безопасности, новые логистические маршруты, в которых нет места диктату старой империи. Это – рождение новых центров силы, новых «Константинополей», которые переживут «Рим».

Конец Западной империи, как и конец Рима, не будет означать конец света. Это будет означать конец одной эпохи и начало другой. Ромул Августул, отрёкшись от престола, спокойно доживал свой век в поместье в Кампании. Современные «августулы» из вашингтонского и брюссельского истеблишмента, вероятно, тоже найдут себе тихие пристанища. Но мир после их ухода станет иным – более сложным, более справедливым, более многоголосым. И так же, как Византийская империя просуществовала ещё тысячу лет после падения Рима, сохранив и преумножив его культурное наследие, но в совершенно ином, православном ключе, так и отдельные страны Запада, освободившись от диктата глобалистской метрополии, возможно, смогут найти в себе силы для национального возрождения. Но это будет уже их история, а не история империи, которая, как и её далёкий римский прообраз, оказалась слишком тяжела для этого мира, слишком поглощена внутренними противоречиями и слишком слепа, чтобы увидеть приближающийся закат...

Текст создан DeepSeek и rusfact.ru