Вот вы, уважаемые читатели, наверное, не понимаете, почему в Европе сегодня так радостно приветствуют нелегальных мигрантов с Ближнего Востока? Так радостно, как, разве что, в свое время советские люди приветствовали детей испанских республиканцев? И не понимаете, почему в западных газетах при этом утверждают, что в этом наплыве беженцев виновата Россия и лично Путин.
И не понимаете, почему после того, как Россия приняла решение помочь Сирии в антитеррористической операции против ИГИЛа, эти обвинения чрезвычайно усилились.
А главное, вы наверняка не понимаете, как эти три вещи связаны между собой.
А все очень просто. По мнению западного обывателя, все эти нелегальные мигранты, включая не только сирийцев, но и ливийцев с иракцами и даже косовских албанцев, являются беженцами от кровавого тоталитарного режима Башара Асада, бомбящего свой народ бочковыми бомбами, не щадя женщин и детей.
А Россия виновата в том, что она поддерживает кровавый тоталитарный режим Асада, и, тем самым, увеличивает число беженцев от него. А начав бомбить ИГИЛ (организация, запрещенная в России), русские не только чрезвычайно усилили свою помощь режиму Асада, но и напрямую приняли участие в бомбардировках кровавым режимом собственного народа. И тем самым, не просто увеличили число беженцев, а увеличили его чрезвычайно.
Теперь останется только понять, почему режим Асада считается западными обывателями тоталитарным, кровавым и ведущим войну против собственного народа. И здесь все опять очень просто. Режим Асада является тоталитарным, потому что вместо выборов президента на многопартийной основе и не более чем на два срока, в Сирии президента избирают на референдуме и, при этом, уже на третий срок.
А кровавым режим Асада является по двум причинам. Во-первых, потому, что он является тоталитарным. А все тоталитарные режимы, как известно, являются одновременно и кровавыми. Как это было с режимами Сталина и Гитлера. А, во-вторых, режим Асада является кровавым, потому что он ведет войну с собственным народом.
А то, что режим Асада ведет войну с собственным народом, ясно из того, что асадовские ВВС бомбят позиции восставших против этого режима повстанцев. А то, что по причине крайней нехватки авиабомб асадовские летчики стали начинять поражающими элементами обычные бочки и сбрасывать их на позиции противника, это вообще является одновременно военным преступлением и преступлением против человечности. Потому что режим Асада, таким образом, бомбит свой народ не просто бомбами, а бомбами бочковыми.
И поверьте, в своем ироническом пересказе воззрений на кризис с беженцами и сирийский кризис массового западного обывателя, я не слишком сгустил краски. Именно такие взгляды внушает своим читателям, зрителям и слушателям значительная часть западных медиа. И не первый раз, кстати. Во время югославских войн, войн в Ираке и войны в Ливии все было очень похоже. Просто мы тогда позволяли себе не так сильно обращать внимание на известную своей честностью и объективностью западную прессу.
Из всего сказанного выше можно, на мой взгляд, сделать несколько выводов. Первое. Когда мы возмущались наивностью, простодушием и податливостью к пропаганде своих сограждан – советских людей, когда мы их за это обзывали гомосоветикусами и совками, когда мы негодовали на робкую фразу «лишь бы не было войны», когда мы придумывали про них анекдоты типа «а веревку с собой приносить?», мы не учитывали одного важнейшего обстоятельства. Того, что значительная часть западных обывателей являлась и является такими же совками и гомосоветикусами. Только на несколько иной лад.
Второе. Когда западный обыватель, напрямую столкнувшись с неприятными фактами, начинает прозревать, власти его немедленно успокаивают. Например, когда в Германии или в Швеции начиналось массовое негодование на преступления, совершаемые мигрантами, в первую очередь, на изнасилования и педофилию, власти тут же объясняли недовольным гражданам, что ничего такого нету и в помине. Что беженцы от кровавого тоталитарного режима Асада ни в чем таком не повинны. Граждан штрафовали за клевету и рекомендовали женщинам ходить по улице исключительно в приличной одежде, не вызывающей у мужчин сексуального интереса, а также обходить по большой дуге арабские кварталы.
Третье. Та пропаганда, которая лежит в основе массовых стереотипов западного обывателя по вопросу о демократии, с годами усиливается и радикализуется. И я совершенно не уверен, что завтра кого-нибудь не объявят кровавым и тоталитарным режимом за третий президентский срок или за запрет пропаганды педерастии малолетним.
И, наконец, четвертое. Западные политики и пропагандисты потихоньку начинают самоотравляться собственной пропагандой. И вполне возможно, что когда во время «арабской весны» Запад собственноручно разрушал собственные марионеточные режимы и заменял их чудовищными и кровавыми исламистскими тираниями, то речь шла не о чьем-то «геополитическом коварстве», а о элементарной глупости и вере в собственную пропаганду.
Просто в какой-то момент профессиональные политики и бюрократы, способные понимать, что в некоторых восточных многоконфессиональных и многоэтнических государствах временно необходим авторитарный режим для недопущения этнических и конфессиональных чисток и прочей кровавой резни, неожиданно закончились. На пенсию вышли или были уволены. Или просто заткнулись на всякий случай. А остались только политики и бюрократы, которые искренне верят в благотворность демократии с честными многопартийными выборами и в необходимость борьбы с кровавыми тоталитарными режимами.
Недавно один мой друг после 30-летнего перерыва снова посмотрел фильм «Джельсомино в стране лжецов». Ребенку показывал, а заодно и сам посмотрел. И после просмотра фильма у него возникло впечатление, что фильм является чрезвычайно диссидентским и антисоветским. Но когда он полез за справкой в Википедию, то обнаружил, что автор и режиссер фильма – идейная коммунистка, близко связанная с итальянской компартией.
Так что, мы не можем сказать, что нас в свое время не предупреждали. Правда, предупреждениям советского агитпропа о том, что на Западе, мягко выражаясь, не все так хорошо, как некоторым кажется, было очень трудно поверить. И тому были серьезные причины. Но это уже, как говорится, совсем другая история.