Корсунь-Шевченковская операция: первая крупная победа Красной Армии в 1944 году

24 января началось наступление советских войск с целью превратить «Корсунь-Шевченковский выступ» на правом берегу Днепра в «котел» для занимающих его крупных сил фашистов. Оценки потерь сторон разнятся, но то, что это была крупная победа нашей армии, не сомневается никто.

К началу 1944 года на «украинской» части театра военных действий Великой Отечественной сложилась не совсем благоприятная для наших войск ситуация. После знаменитых побед 1943 года, в частности – форсирования Днепра и освобождения Киева, Красная Армия в целом продвинулась на запад от великой реки достаточно существенно.

К примеру, на севере от немцев был освобожден Житомир, хотя и в ходе более, чем месячных боев, когда город переходил из рук в руки. На юге в отдельных местах советские войска отдалились от Днепра вообще километров на 400.

Однако, потеряв «Восточный вал» по Днепру, на который гитлеровское командование возлагало столь большие надежды по задержанию нашего наступления, Гитлер не смирился с этим поражением, и явно собирался взять реванш.

Залогом этих планов как раз и был «Корсунь-Шевченковский выступ» – грубо говоря, достаточно обширная территория общей площадью около 10 тыс. квадратных километров. Расположенная больше частью в Черкасской, меньшей – в Киевской области. На ней и была сосредоточена мощная группировка немецких войск – по разным оценкам, от 60 до 140 тысяч человек. Она как бы «раскалывала» войска Первого Украинского Фронта, во главе с генералом Ватутиным, на севере; и Второго Украинского во главе с генералом Коневым.
Собственно, этих даже хорошо вооруженных врагов не хватило бы для обеспечения сколь-нибудь опасных для Красной Армии действий. Однако на южном участке советско-немецкого фронта Гитлер не зря сосредоточил 20 из 26 имевшийся у него бронетанковых дивизий.

Если бы орды этих бронированных «монстров» (а среди них с 43 года были уже и «Тигры» с «Пантерами», имевшие немалые преимущества перед советскими Т-34 с еще немодернизированной, 76-мм пушкой) ударили бы на север и юг с Корсуньского выступа, Первый и Второй Украинский фронты могли оказаться в окружении образца трагического 41 года.

Ведь фашисты, вновь овладев Днепром, перерезали бы линии снабжения советских войск. И нашим бойцам, в лучшем случае, пришлось бы вновь вести кровопролитные бои, вновь форсируя уже было захваченный «Днепровский рубеж» для деблокирования окруженной группировки.

В худшем же случае, окруженные части Красной Армии могла ожидать печальная участь «Второй Ударной» в 1942 году под Ленинградом. Той самой, которой командовал, пожалуй, самый известный предатель Родины – генерал Власов. Впрочем, поражение вверенных ему войск еще не было результатом будущего предательства, просто они, как раз, и оказались в фактическом окружении, лишенные подвоза топлива, боеприпасов и продовольствия.

***

Ввиду вышеизложенной опасности, Ставка Верховного Главнокомандования приказала руководству наступающих советских войск ликвидировать Корсуньский выступ. Это была, так сказать, «программа-минимум».

Второй задачей была попытка устроить немцам «второй Сталинград», окружив и уничтожив их крупные силы. Что дало бы не только чисто военный выигрыш, но и крупный пропагандистский успех. Не только в СССР, но и для западных союзников и даже (в отрицательном смысле) для военных и гражданских лиц Германии.

Вообще, доселе Красная Армия, вопреки «ходульным мифам» о «тиране Сталине, не жалевшем крови ни солдат, ни мирных советских людей», старалась без необходимости не ставить врага в совсем уж безвыходное положение. То есть била его изо всех сил, конечно, но при этом, в ходе наступления, оставляла ему «лазейки» для бегства.

Делалось это для того, чтобы в ходе ожесточенных уличных боев за освобождаемые советские города не превращать их в тотальные руины, ведь их же потом восстанавливать! А это неизбежно отвлекало бы крупные средства, столь необходимые для полноценного снабжения армии.

Да и вообще, где бы, хоть и несколько месяцев, можно было бы жить гражданам освобождаемых территорий? Даже сейчас, в ходе ликвидации какого-нибудь землетрясения, пострадавших размещают в палатках лишь на первое время, стараясь поскорее вывезти и поселить в школах или культурных учреждениях непострадавших населенных пунктов.

Но эта однозначно оправданная и очень гуманная стратегия все же имела и серьезный изъян. Фашистские войска действительно не успевали разрушать за собой советские города и села, но и отступали с достаточно небольшими потерями. И при продолжении «выправления линии фронта» (как именовало ведомства Геббельса драпания Вермахта) концентрация вражеских войск на единицу длины этого самого фронта действительно с каждым месяцем увеличивалась.

Так что гитлеровцев надо было уже не просто гнать, но и наносить им серьезные потери в живой силе и технике. Что как раз лучше всего и достигается с помощью «котлов» для вражеских подразделений.

В Корсунь-Шевченковском выступе этот момент и вышел на первое место. Действительно, местом дислокации противника были уже не крупные областные центры вроде Киева (или даже куда более мелких Черкасс), но, в худшем случае, небольшие поселковые райцентры, а то и просто деревни и села. Жителей которых, конечно, тоже жалко. Но все же, как бы там ни было, отстроить избы (а то и оперативно выкопать землянки) для сотен или даже тысяч мирных жителей все же будет полегче, чем восстановить инфраструктуру полноценного даже небольшого города.

***

Соответствующая операция как раз и началась 24 января 1944 года с попытки войск Первого и Второго Украинских фронтов замкнуть кольцо окружения вокруг немецкой группировки.

Как выяснилось, и в ходе боев, и при планировании операции принимались как удачные, так и не очень грамотные решения. К первым можно отнести создание неплохого «ударного кулака» из превосходящего противника сил. По количеству бойцов, правда, наше преимущество было не трехкратным, как этого требуют для успешного наступления руководства по тактике.

Максимум Красная Армия превосходила по численности бойцов противника в 1,7 раза – впрочем, называются и меньшие цифры, всего в 1,3 раза. Зато куда больший перевес был в артиллерии и минометах – в 2,4 раза, в танках и «самоходных артиллерийских установках» – почти втрое.

Увы, первоначальный успех наших атак, который осуществляли фактически разведывательные подразделения наших войск, привел к некоторому «головокружению от успехов». Так, артиллерийская подготовка с очень хорошей плотностью «стволов» в сотню на километр фронта, была проведена в течении всего 10 минут, а не 50, как планировалось изначально. Видно, наше командование решило – раз враг почти не сопротивляется, зачем зазря снаряды и мины тратить?

К сожалению, после вышеупомянутой весьма «щадящей» артподготовки недобитые в прямом смысле слова фашисты оправились от первоначального шока и оказали главным наступающим силам Красной Армии серьезное сопротивление. Временами район противостояния напоминал «слоеный пирог», в котором непонятно, кто кого окружал, а кто сам находился в окружении.

Так, на несколько суток без связи с тылами оказались основные подразделения 20 и 29 танковых корпусов. К тому же, подвела техника – дальность танковых и даже штабных радиостанций оказалась недостаточной к моменту, когда наступающие далеко углубились в немецкую оборону.

К счастью, сами же советские командиры проявляли разумную инициативу, как, например, командир одной из бригад, после лишения связи с штабом операции, сам собравший «ударный кулак» из нескольких бригад-соседей, и возглавивший продолжение успешных атак.

Еще одним крупным «минусом» было преимущество немцев в авиации. Определяемое даже не столько наличием большего числа самолетов, сколько обладанием бетонированными стационарными аэродромами, большей частью вблизи Умани. Советская же авиация базировалась на аэродромах полевых, которые при первом же повышении температуры (а она колебалась тогда от минус 5 до плюс 5 градусов) превращались в непролазные «болота».

В итоге, в отличии от «Сталинградского котла», фашисты смогли почти до самой ликвидации своей окруженной группировки снабжать ее топливом для танков и автомобилей, патронами и снарядами, продовольствием, эвакуировать раненых и больных и т.д. Снабжение почти прекратилось лишь за 5 дней до этого момента. Хотя, конечно, такой «воздушный коридор» и обошелся Люфтваффе в почти сотню сбитых советскими летчиками самолетов.

***

Как бы там ни было, но в конце января части двух Украинских фронтов встретились, а к 3 февраля «кольцо» окружения немецкой группировки было замкнуто окончательно. Как и следовало ожидать, противник с этим не смирился – начались попытки немецкого командования деблокировать окруженные войска.

Для этого были брошены крупные силы, к тому же, с большим количеством новых тяжелых танков. В отдельных местах оборона советских войск «просела», так что к 12 февраля наиболее «тонкое» место окружения Корсуньской группировки вблизи села Лисянки сузилось до всего 7 километров. Впрочем, и сам выступ уже «скукожился» до крошечной площади с периметром в 35 км, то есть, его простреливали насквозь даже полевые пушки Красной Армии.

Отклонив предложение советского командования о сдаче, окруженные гитлеровские войска в ночь на 17 февраля пошли на прорыв в сторону позиций вклинившегося в советскую оборону III танкового корпуса Вермахта.

***

Дальше в исторических свидетельствах и оценках начинается большой разнобой. Советская военная историография исходит из того, что из «котла» удалось вырваться очень немногочисленным гитлеровским воякам.

Немецкая бравирует тем, что из пошедших на прорыв 42 тысяч солдат Вермахта удалось прорваться около 40 тысячам, то есть почти всем. Правда, немецкие историки «благородно» признают гибель и пленение около 19 тысяч своих бойцов, но в сравнении с 24 тысячами одних только погибших красноармейцев такая наша победа выглядит откровенно «пирровой».

В доказательства приводятся дотошные подсчеты, с точностью аж до одного человека, среди вышедших из окружения подразделений, «дождь орденов», пролившихся на офицеров и генералов Гитлера после окончания операции «за проявленный героизм».

Да, советские источники говорят о 55 тысяч убитых немцев только в окруженной группировке, 20 тысячах – среди деблокирующих сил немецкой армии, не считая 18 тысяч пленных. То есть всего о почти 100 тысячах безвозвратных потерь воинства Гитлера. Что на фоне 24 тысяч погибших советских воинов и 55 раненых и заболевших выглядит очень даже неплохо. Ведь советская военная медицина возвращала в строй до 80% раненых бойцов!

Ну так разве ж советские источники, по мнению наших «заклятых друзей» с Запада и их подпевал-либерастов, могут говорить правду?! Конечно же – это все «сталинская ложь». Как и не менее впечатляющий «дождь наград», пролившихся уже на участников Корсунь-Шевченковской операции. «Инспирированная советской пропагандой» исключительно в пропагандистских целях и для «охмурения» союзников, дабы те поспешили с «открытием второго фронта», пока на их долю остается еще, что освобождать от немецкой оккупации.

***

И никому из этой малопочтенной публики не приходит в голову элементарная мысль – ну зачем было Сталину не просто «придумывать» очередную победу, но еще и награждать за нее, как обычно считается в либеральной тусовке, «халатных, тупых и профнепригодных» военачальников?

Тем более что согласно другому, не менее популярному мифу о тех временах, «несчастные героические солдаты и офицеры и продохнуть не могли от засилья «кровавой гебни». Якобы только и занимавшейся лишь тем, что отправляла героев под трибунал и в «штрафбаты», а то и просто «ставила к стенке». Не лучше ли было всех причастных к «поражению под Корсунем», как минимум, разжаловать, а еще лучше – расстрелять? А тут какие-то награды, воспевание по радио и в газетах…

В конце концов, в умении Красной Армии одерживать победы, в том числе и путем создания «котлов», того же Сталинградского, например, уже никто не сомневался – ни среди наших якобы друзей с Запада, ни среди откровенных врагов. Так что давать ордена, Звезды Героя и маршальские погоны за «липовую» победу кто-кто, но Иосиф Виссарионович явно бы не стал.

И даже если предположить его физическую невозможность досконально разбираться в каждой военной операции, у него под рукой ведь было более, чем достаточно «военных экспертов» в крупных званиях. Которые тут же объяснили бы Главнокомандующему «кто есть ху» в Корсуньском сражении.

Ведь генералы – любой армии – это «еще те» товарищи. За редкими исключениями очень ревниво относящиеся к славе и редко упускающие случай лишить коллегу-соперника возможности ее приобрести.

Даже в ходе Корсуньской операции, когда возникла угроза прорыва немцами кольца окружения, командующий Вторым Украинским фронтов Конев предложил Сталину возложить общее руководство боевыми действиями на него. Тем самым, «устроив» своему «коллеге», Ватутину, командовавшему Первым Украинским, второстепенно-подчиненную роль.

Конечно, для блага общего дела, но все же, такой поступок выглядит не совсем «дружеским». Исходя из понятий общечеловеческой этики, а не жестокой военной необходимости, конечно.

С другой стороны, Гитлеру как раз просто жизненно необходимо было избавить нежную психику своих подчиненных, еще не отошедших от «маниловских надежд» на «блицкриг», а получивших вместо него затянувшуюся кровавую войну, еще и от «комплексов» «второго Сталинграда». Иначе боязнь новых «котлов» еще больше бы снизила и так пошатнувшуюся боеспособность «скромных тружеников «Дранг нах Остен».

Но, понятно, что просто выдать «железные кресты» уцелевшим генералам и офицерам недостаточно. Надо еще и максимально занизить собственные потери и завысить таковые у противника.

Ну а для убедительной фальсификации как раз и очень подойдут псевдо-убедительные и якобы точные подсчеты на манер «такая-то дивизия вышла в составе 6703 человек», вроде бы составленные «по горячим следам». Нет, конечно, немецкий «орднунг» – это хорошо, но чтобы прорывавшиеся без тяжелой техники, обмороженные и голодные (снабжение по воздуху перед прорывом уже 5 дней как практически прекратилось) пересчитывались с такой «бухгалтерской точностью»?

И, главное, ведь сохранились в немецких архивах (видимо, тогда их не сочли нужным подчищать, а после мая 45-го стало уже поздно) рапорта немецких командиров в окружении образца «в моем полку осталось только 10% боеспособных стрелков». Так что вещать о благополучном выходе из «котла» – ну пусть не 100% окруженных немцев, но добрых двух третей – это выглядит, как минимум, нелогично.

***

В любом случае, никто, даже в среде вышеупомянутых антироссийских «тусовок», не сомневается в том, что в ходе ликвидации «котла» прекратило существование два полноценных корпуса гитлеровцев. Пусть даже кто-то из их личного состава и смог вырваться из окружения, но техника и тяжелое вооружение «сгорело» в «котле». А военная промышленность Третьего Рейха уже и так не справлялась с поставками в войска нужного количества вооружений.

К примеру, даже пули в патронах для автоматов к тому времени в значительном количестве выпускали только из железа – без медной или латунной оболочки. Такие пули, конечно, снижают в разы ресурс нарезного ствола «Шмайссера», буквально «слизывая» нарезы, но, в общем, для нескольких боев, после которых у его обладателя шансов уцелеть совсем немного, хватит. А меди в «великой Германии» уже не хватало, как и много чего еще…

Как бы там ни было, но главная задача советских войск в ходе Корсунь-Шевченковской операции была выполнена. Опасный в плане контрнаступления фашистов «выступ» был ликвидирован, и они были уже навсегда отброшены от Днепра.

То есть, окончание этой битвы стало, по большому счету, и фактическим окончанием «битвы за Днепр», когда надежд на реванш с обратным взятием «днепровской твердыни» у Гитлера уже не осталось. С этого момента окончательное освобождение Правобережья Советской Украины стало уже лишь вопросом времени.

Так что честь и слава героям, проливавшим кровь для достижения победы на Корсунь-Шевченковском выступе. И их награды, и последующее увековечивание их героизма с помощью музеев, «диорам», встреч молодежи с ветеранами тех боев – лишь малая часть положенной благодарности потомков, которую советские бойцы заслужили за свой бессмертный подвиг.

Юрий НОСОВСКИЙ