Голуби Бжезинского. Почему ветераны холодной войны выступают против конфронтации с Россией?

Намедни мир был несколько удивлен прозвучавшим из Соединенных Штатов заявлением ряда ветеранов политической элиты о той опасной грани, к которой подошли две сверхдержавы в геополитическом противостоянии, и соответственно обращенным к Белому дому и Кремлю трансформировать матрицу отношений, существенным образом снизив их напряженность.

Бесспорно, подобные выступления – глас вопиющего в пустыне, ибо капиталистический мир живет по своим законам, и войны, по меньшей мере локальные, – неотъемлемая часть его исторического бытия. Другое дело, что формат российско-американского диалога действительно в самую пору менять, дабы неровен час не проснуться в один непрекрасный день на радиоактивном пепелище.

Шульц и компания

В этой связи не столько интересен призыв к «перезагрузке» со стороны американских экс-государственных деятелей (кстати, обращает внимание отсутствие в их рядах Генри Киссинджера), сколько заслуживают внимания они сами, их богатый опыт действий на ключевых поворотах мировой истории.

Итак, Джордж Шульц. 98-летний бывший госсекретарь, назначенный на эту должность Рональдом Рейганом в 1982-м. В тот период мир в очередной раз оказался на грани ядерной катастрофы, а холодная война в различных регионах планеты уже активно перерастала в горячую с непредсказуемыми последствиями.

Тремя годами ранее упомянутой даты ввод советских войск в Афганистан активизировал вмешательство США в дела этой страны и заставил забыть о начавшейся было разрядке – Договор ОСВ-2, агрессия КНР против Вьетнама грозила перерасти в вооруженный советско-китайский конфликт с применением ядерного оружия, исламская революция в Иране не прибавляла стабильности в Ближневосточном регионе, особенно на фоне антиизраильской риторики Тегерана и возможной перспективы создания им атомной бомбы, о чем пишет немецкий журналист Ханс Рюле:

Наконец, в 1982 году Израиль (предположительно проведший первое испытание атомной бомбы в том же 1979-м) начал операцию «Мир Галилее», то есть по сути первую палестинскую войну, а годом раньше уничтожил иракский ядерный реактор «Осирак». И все это в относительной близости и от границ СССР, и от непосредственной сферы его геостратегических интересов, в значительной степени обеспечиваемых 5-й Средиземноморской эскадрой, нивелировавшей господство 6-го флота США.

Однако реалии холодной войны напоминали о себе и в американской геополитической «вотчине», где Вашингтону костью в горле стало активно поддерживаемое СССР и Кубой правительство Даниэля Ортеги, на вооруженном свержении которого Шульц активно настаивал. Правда, в случае американской агрессии против Никарагуа и гипотетического поражения сандинистов в открытом вооруженном конфликте сам театр военных действий этой республики позволил бы им перейти к партизанским действиям и устроить оккупантам второй Вьетнам.

В 1982-м повстанческие силы в Гватемале, включавшие коммунистов, объединились в Национальное революционное единство, оставался неясен исход гражданской войны в Сальвадоре – только экстренная помощь правительству этой республики вооружениями со стороны США позволила не допустить победы Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти и тем самым радикальным образом изменить баланс сил в Центральной Америке в пользу СССР.

Да и не только в Центральной: с 1984-го в Перу, например, активно действовали партизаны Революционного движения имени Тупака Амару. Для полноты картины напомню о захвате американцами Гренады, расположенной близ данного региона.

«Першинг» вместо «Боинга»

Однако отнюдь не в Кордильерах, не в ближневосточных песках и не на заснеженных вершинах Иранского нагорья противостояние сверхдержав едва не перешло точку невозврата. Основные события холодной войны разворачивались в респектабельной Западной Европе, где Вашингтон планировал разместить ракеты средней дальности, что, собственно, произошло после того, как советский истребитель сбил 1 сентября 1983 года якобы южнокорейский пассажирский «Боинг» (рейс 007), «случайно» заблудившийся и оказавшийся аккурат над секретными военными объектами.

В той давней истории по сей день вопросов больше, чем ответов («Обреченный рейс»). Но в данном случае важны геополитические последствия разыгравшейся в сахалинском небе трагедии. А именно – развертывание ракет средней дальности «Першинг-2» на территории ФРГ. Напомню, что до беды с «Боингом» (подчеркну еще раз: кто непосредственно сбил гражданский самолет, нельзя сказать однозначно) германское общественное мнение активно выступало против размещения ракет на своей земле и, скрепя зубы, Вашингтону приходилось с этим считаться. А тут такой «подарок».

В ответ Советский Союз развернул ОТР-23 «Ока» в ГДР и Чехословакии, полностью «накрывая» территорию ФРГ. В том же году и СССР, и США провели крупнейшие военные учения на территории соответственно Восточной и Западной Европы – «Щит-83» и «Опытный лучник». Некоторые государственные и военные деятели с обеих сторон опасались перерастания учений в полномасштабную войну с применением ядерного оружия.

В той ситуации, по словам Анатолия Добрынина (в 1983-м советского посла в США), отношения двух сверхдержав оказались на самой низкой точке со времен холодной войны. Вашингтон сознательно шел на обострение, ибо в глобальном противостоянии, как подчеркивает Добрынин, администрация Рейгана продолжала упорно добиваться военно-стратегического превосходства США на СССР и общего изменения сил на международной арене в пользу Запада.

По сути в начале 80-х годов Белый дом отказывался от более сбалансированной политики своих предшественников – Ричарда Никсона, Джеральда Форда и Джимми Картера, мысливших некогда сформулированными Отто фон Бисмарком (и еще ранее воплощенными в жизнь кардиналом Ришелье) категориями Realpolitik и соответственно делавших ставку на диалог с СССР.

Вместо этого Рейган и его окружение, включая Шульца, руководствовались идеалистическим представлениями о главенствующей роли США на международной арене и вместо трудного пути переговоров сделали ставку на силовое давление и новый виток гонки вооружений.

При этом на фоне все возрастающей конфронтации обе стороны продолжали вести переговоры по сокращению РМСД. Советское руководство в лице Юрия Андропова заняло жесткую позицию в данном вопросе. Виной тому стали сами американцы, сделавшие ряд громких заявлений о начале работ над СОИ (что, как уже тогда было известно специалистам, представляло собой неосуществимую в ближайшем будущем мечту).

После смерти Андропова его преемник – Константин Черненко выразил готовность сделать шаг в сторону, скажем так, более лояльной риторики по отношению к Вашингтону, но жесткую позицию в свою очередь занял один из кремлевских «ястребов» – министр обороны маршал Дмитрий Устинов, который, в общем-то, принципиально не выступал против выстраивания диалога с США, но считал необходимым вести его с позиции силы, что, как показали дальнейшие события, представляло собой единственно верный формат переговоров.

Нельзя не отметить, что напряженность двусторонних отношений активно подогревалась не только СМИ, но и кинематографом. В 1983-м на экраны вышли сразу две картины о ядерной катастрофе: «Завещание» и «На следующий день», годом позже – британский телефильм «Нити», и, наконец, в 1986-м советские зрители увидели «Письма мертвого человека».

Немного реальной политики

Конечно, не стоит упрощать ситуацию и предполагать, что «сильные мира сего» не пытались остановить сползание мира в радиоактивный апокалипсис. Однако в отличие от Брежнева и Никсона (подлинных мастеров Realpolitik; и как же, к слову, глупа на этом фоне сентенция доморощенных либералов, согласно которой Брежнев – мелкий деятель эпохи Солженицына) Рейган и его команда были менее склонны к диалогу, точнее – выражали готовность вести его с неконструктивных позиций.

Во всей красе это проявилось во время мадридской встречи Громыко и Шульца в сентябре 1983-го, подробности которой очень интересно описаны в опубликованном дневнике Анатолия Черняева. Вот только несколько строк из него: «Шульц заговорил о самолете (сбитом корейском «Боинге». – И. Х.). Громыко его прервал: «Начинать беседу с вами с самолета я не буду. У нас с вами проблемы, которые касаются жизни всего человечества. И я согласился на встречу с вами ради этого». Под обозначенными проблемами подразумевалось грядущее развертывание ракет «Першинг-2».

Надо сказать, что американский госсекретарь мог себе позволить отвлеченную риторику (в стиле Льва Троцкого на переговорах в Брест-Литовском), поскольку в тот период СССР оказался в крайне сложном международном положении, быть может, самом сложном за всю историю его существования, ибо никогда имидж Советского Союза не находился в глазах мирового сообщества на столь низкой отметке.

Пожалуй, никто лучше Черняева не смог выразить весь драматизм тех сентябрьских дней:

«…Ясно, что американцы подстроили нам провокацию. Трагедия же в том, что мы ей поддались… И Рейган учинил такую антисоветскую катавасию во всем мире, что теперь ничто и надолго не смоет с нас в глазах обывателей всего мира (а их миллиарды) клейма убийц безвинных людей… Рейганом брошен и подхвачен тысячами газет и прочих голосов лозунг «Мы и они»… Моральному престижу страны нанесен страшный удар». И как вывод: «Уходить нам надо в глухую изоляцию, отгородиться от мира, не тратить ни ума, ни денег на так называемые международные связи и престиж, замкнуться и заняться собой… Я не знаю, может быть, мы его и не сбивали. Но теперь ничего уже не докажешь».

Почти не сомневаюсь: отправляясь на встречу в Мадрид, Шульц был в курсе, что история с южнокорейским «Боингом» – блестяще осуществленная провокация США, но своими лирическими отступлениями в область прав человека и навязыванием моральной ответственности советскому руководству за гибель ни в чем не повинных людей госсекретарь, как мне представляется, пытался перевести характер переговоров из плоскости двустороннего, выдержанного в жестких рамках Realpolitik диалога двух равноправных партнеров в односторонний диктат со стороны США, причем все это делалось не в процессе переговоров тет-а-тет, а перед камерами – на публику. Однако с Громыко подобного рода трюки не работали, недаром оппоненты называли его Господин Нет».

После этого Шульц занимал в переговорах с главой советского МИДа уже более взвешенную позицию. Добрынин вспоминал, что в канун Нового, 1984 года госсекретарь признался в беседе с ним: «Рейган не хочет войны с СССР, и он не относится к этому вопросу легко, как многие неправильно думают». Надо полагать, взгляды самого Шульца также трансформировались в рассматриваемый здесь период, и уже 1985-м во время Женевской встречи глав внешнеполитических ведомств СССР и США диалог велся в ином ключе.

Пентагон времен перестройки

Еще один «политветеран» – 91-летний бывший глава Пентагона Уильям Перри, занимавший эту должность с 1994 по 1997 год. Принципиально иная ситуация в мире, довольно верно, особенно в плане глобальных задач США после крушения СССР, описанная Збигневом Бжезинским в его «Великой шахматной доске».

И если рассмотренную выше эпоху можно охарактеризовать одним словом: конфронтация, то период, последовавший за распадом Советского Союза, представлял собой нестабильность, обусловленную чередой вооруженных конфликтов на пространстве бывшей державы, причем в непосредственной близости от региона, где уже пробуждалось радикальное понимание ислама (признаться, устоявшийся в СМИ термин «исламский фундаментализм» слишком прост и примитивен).

В значительной степени события на постсоветском пространстве утратили прогнозируемость и, скажем, в середине 90-х оставалось неясным, какие силы возьмут верх в новоиспеченных среднеазиатских и закавказских республиках.

Достаточно вспомнить антиправительственный мятеж в Таджикистане, поднятый полковником Махмудом Худойбердыевым, который привлек на свою сторону афганских моджахедов (еще недавно он против них воевал), сделав ставку, быть может, невольно, на талибов, хотя формально он поддерживал их противника – генерала армии Абдул-Рашид Дустума.

В рассматриваемый период уже вовсю полыхала грузино-абхазская война, не спадал накал противостояния Армении и Азербайджана в Нагорном Карабахе, еще свежи были воспоминания о ферганской резне в Узбекистане и ошской трагедии в Киргизии. Избежал серьезных межэтнических конфликтов Туркменистан, однако республика столкнулась с проложенным через ее территорию наркотрафиком.

В самой России началась первая чеченская война, активная фаза которой растянулась не на один год, что, как мне представляется, стало неожиданностью для тех, кто планировал военную операцию против сепаратистов.

Кроме того, существовали определенные опасения, что нечто подобное чеченским событиям может вспыхнуть и на территории Татарстана, особенно при слабости российской власти в тот период и начинавшейся в республике деятельности ваххабитов (в активную фазу она вступила уже в наступившем тысячелетии).

Упомянутые конфликты в среднеазиатских и закавказских республиках, равно как и собственно на территории РФ с их в 90-е слабыми и нестабильными режимами, ненадежными и еще находившимися в стадии реорганизации вооруженными силами (за исключением, пожалуй, Узбекистана), происходили вблизи территории Казахстана (в рассматриваемый период некоторая межэтническая напряженность, в частности между уйгурами и казахами, чувствовалась и в нем, но она не вышла из-под контроля и не носила массовый характер).

В одночасье ставшая крупнейшей центральноазиатской державой республика располагала до апреля 1995-го ядерным оружием, также только в следующем году с ее территории в Россию были выведены стратегические бомбардировщики.

Несколько отвлекаясь от темы, замечу: нельзя сказать, что проблемы ядерного оружия в стране с тех пор не существует. Во-первых, ненапрасно Казахстан называют урановой империей (главным импортером этого стратегического сырья на современном этапе является КНР).

Поговаривают даже о способности местных умельцев создать собственное ядерное оружие. Другое дело, что у Астаны нет технической возможности по созданию средств его доставки на территорию вероятного противника (в условиях меняющейся политической конъектуры, особенно после отставки Нурсултана Назарбаева, им может стать кто угодно).

Воспоминания о крае бездны

Еще один фактор нестабильности в непосредственной близости от российских границ был добавлен все в том же 1996-м, когда президент США Билл Клинтон принял решение о расширении НАТО на восток, против чего Перри, по его собственным словам, активно протестовал. Кстати, возражал и легендарный американский политик Джордж Кеннан – «архитектор» холодной войны.

Позиция обоих понятна и соответствует Realpolitik: нарушение паритета и попытка поставить под контроль традиционную для России сферу ее геополитических интересов вызовет (и вызвала) ответную реакцию, в том числе и в плане возрождения имперских амбиций среди сформировавшейся еще в советский период военно-политической элиты.

Прекрасно сознавая это, Перри (сравнительно недавно он презентовал в Москве книгу «Мой путь по краю ядерной бездны») также активно выступил за сокращение ядерных арсеналов (в России, разумеется, прежде всего), ибо полагал, что проводившаяся в 70-е годы политика сдерживания, следствием которой стало их наращивание в СССР и США до чудовищных размеров, была ошибкой.

В 1979-м, его, тогда еще заместителя министра обороны, разбудил дежурный офицер из Управления ядерных сил США и рассказал о том, что на мониторе компьютера советские межконтинентальные баллистические ракеты летят в направлении США. Оказалось – ложная тревога. Однако Перри прекрасно понял, на какой опасной грани находится мир.

При этом в числе его задач было не только уничтожение ядерных боеголовок, но и недопущение возрождения нашей страны как сверхдержавы, и поэтому уже в качестве экс-министра он наряду с тем же Шульцем в 2014-м счел необходимым рекомендовать администрации Барака Обамы поддерживать Украину вооружениями.

По-своему, если смотреть на геополитику глазами американца, разумно и укладывается в концепцию Бжезинского о неспособности России воссоздать евразийскую империю без Украины («Великий цугцванг»). При этом, как мне представляется, Перри убежден: нежелание США разграничивать сферы геополитических интересов с РФ (на том же Ближнем Востоке) – реальная угроза ядерного коллапса, со страхом перед которым он, по его собственным словам, провел большую часть жизни.

Далее – Семюэл Нанн. Он, несмотря также на почтенный возраст, моложе Шульца и Пери, ему «всего» 80 лет. Да и политический вес значительно меньше: «всего лишь» сенатор от Демократической партии с 1972 по 1997 год. Он тем не менее оказался в эпицентре политической жизни во времена двух описанных выше эпох. С его точки зрения, существует большая угроза того, что вероятность грубой ошибки, оплошности, какого-либо ложного предупреждения в ядерном вопросе повысилась. В сущности ничего нового экс-политик не сказал.

Думается, инициатива названных мастодонтов продиктована не их миролюбием, а сожалением по поводу так и несостоявшегося полного разоружения России в 90-е или по меньшей мере сведением на нет ее способности нанести ответный ядерный удар; а также страхом, в значительной степени гипотетическим (ибо на современном этапе происходит не столько разработка новых видов вооружений, сколько реанимация некогда законсервированных еще советских наработок в военной сфере), перед возрождением военной мощи нашей страны.

Оттого Шульц, Перри и Нанн призывают нынешнюю американскую администрацию: мол, не дразните русского медведя, он уже не столь огромен, как прежде, но все еще опасен.

Отчасти приведенные выше опасения обоснованы, только будут ли они услышаны властями предержащими? Недавно американский посол в России Джон Хантсман указал Кремлю на авианосцы в Средиземном море и заявил, что они помогут русским прекратить дестабилизирующую деятельность по всему миру. По-своему логичное заявление, во всяком случае в свете концепции Бжезинского об американской гегемонии после завершения холодной войны.

Однако если брать аналогии, то на память приходит Делосский союз V века до Рождества Христова (более известгый как Первый афинский морской союз под эгидой Афин, тогдашнего гегемона в Восточном Средиземноморье). История его существования завершилась опустошительной Пелопонесской войной, после чего на Балканах появился иной центр силы – Македония, военным путем сформировавшая новую геополитическую реальность на Ближнем Востоке.

Современная ядерная война такой возможности уже никому не оставит.

Игорь Ходаков, кандидат исторических наук