Бывшие солдаты рассказали о службе в армии США, Израиля, Франции и Германии

Четверо бывших солдат, отслуживших в вооруженных силах США, Израиля, Франции и Германии, рассказали «Московским новостям» о службе в иностранных армиях.

 

Игорь Б., офицер морской пехоты США, разведка, служит с 2000 года

— Чтобы попасть в американскую армию, гражданство не требуется, только грин-карта, а есть места, где и грин-карта не нужна. Сейчас всех берут, но никто идти не хочет, потому что на войну отправляют. Афган, Ирак... О том, что войска выведут, я уже лет пять слышу. Морпехов не выведут, это точно. Танкистов — может быть.

Чтобы приняли в армию, нужно сдать тест первых двух классов школы, потом осмотр у врача, физкультурный тест — и все. Я с детства занимался спортом, был чемпионом мира и Европы по восточным единоборствам, так что мне было не очень трудно. Вот когда захотел пойти в элиту (разведка морской пехоты), там начался ад… По 20 часов в сутки с дерьмом мешали. Я все прошел, хоть и чуть не сдох. Сначала твою психику полностью ломают, а потом ее строят заново. Превращают в полуробота- получеловека. Достигается это постоянными тренировками и унижением.

Отношения между сослуживцами хорошие, драки в пределах части не случались, за них сурово наказывают. Когда идешь в спецшколу для разведчиков и снайперов, там инструкторы имеют право тебя гнобить, но ни в коем случае не бить. Кроме одного урока, когда типа ты попал в плен, и над тобой час издеваются. А так дедовщины нет. За это сразу тюрьма!

В армию я пошел, потому что сломал нос полицейскому. И у меня был выбор: или в тюрьму, или в армию.  Коп был по гражданке одет и пьяный, дело было в баре. Посадить, думаю, не посадили бы, но по судам бы потягали, так что дядя меня в армию отправил от греха подальше. Сказал: тут нос сломал, а завтра банк ограбит! А в морской пехоте все ребята отчаянные, хлюпиков нет. Из Испании, Хорватии, Марокко, Канады, США. Есть дети и потомки офицеров. Есть те, кого просто из школы выгнали. Морская пехота отличается от других подразделений тем, что ты самый первый высаживаешься на вражескую территорию,  тебя всегда забрасывают в самый ад. Сначала мы все думали: убить могут любого, но только не нас. А потом приходилось и друзей хоронить, и по кускам их собирать. Много чего приходилось.

Бытовые условия в армии на высоте. Можешь жить в казарме, на шару, или снимать квартиру за 50% от стоимости аренды: остальную часть платит армия. Рядовой получает 1300 долларов в месяц, а когда служишь за пределами США, твоя зарплата не облагается налогами. В столовой — 50 видов блюд, мясо есть всегда. Берешь поднос и идешь, выбираешь, что хочешь — не знаю, как это в России называется. 

У рядового день проходит так: зарядка, еда, учеба, спорт, личное время после 19.00. Тебя полностью обеспечивают всем необходимым. Те, кто служат в армии, получают экстерном гражданство. Служба дает множество льгот, бесплатную учебу, беспроцентную ипотеку, бесплатную страховку (кроме стоматолога). На войне проводим по 9 месяцев в году, в основном  в пустынях, но бытовые условия там неплохие: есть кондиционер, спортивный зал, интернет и телевидение. Одним словом, США на свою армию денег не жалеет...

После двух лет службы я поступил в Военную Академию (Вест-Пойнт). Это уже для того, чтобы самому себе доказать, что я крутой, и чтоб энергия выходила. Самое сложное испытание во время учебы — есть червей. Это, типа, такая ситуация, когда ты либо с голоду подыхаешь, либо хоть что-то ешь.

Я уже офицер, у меня есть дом в Лос-Анджелесе, 380 квадратных метров, автомобиль и мотоцикл. На свою зарплату я могу позволить себе много чего. В отпуск могу поехать в любую страну мира. А главное — есть уверенность в завтрашнем дне.

Где я воевал? Ирак, Афганистан… Чуть в Грузии не начали. Если бы зашли дальше ваши войска, вступились бы за Грузию мы. Но ваше руководство повернуло армию обратно, домой. Покоробило бы меня, что воюю против русских? Нет. Русские для меня кто такие? По сути, никто, если быть честным. Самое интересное, что они сами больше всех ненавидят свою страну. И почему так, не знаю. У меня есть много знакомых эмигрантов из России, и они не особо ласково о своей стране отзываются.

Романтика в армии проходит очень быстро. Кто долго служит и воюет, не может потом прижиться в гражданском обществе. Тяжело. Я служу с 18 лет. Сейчас мне 31, и на гражданку я не хочу: гражданские люди напрягают меня своими детскими проблемами! Если бы я мог вернуться назад, снова пошел бы в армию. Потому что тут много верных друзей, которые в любой момент, в любой ситуации, в любой стране тебе помогут. Нам комфортней на войне, чем дома. Наверно, потому, что нас учили убивать.

Александр Любарский, руководитель фотоагентства ИД «Коммерсант», служил в Армии обороны Израиля в 2001-2003 годы

— Я поехал в Израиль, чтобы стать гражданином страны, а служба давала для этого больше преимуществ. Служил в сухопутном спецназе.

На тот момент я совсем ничего не знал об армии — ни о российской, ни об израильской, для меня все было в новинку. Когда я призвался, мне было 20 лет, в роте было порядка 50 человек разных национальностей и возрастов, а командовали нами 18-летние девушки. Так приучали к дисциплине: начальство — это начальство, даже если эта девушка ни бельмеса не смыслит в армии. У нас в роте был почти весь бывший Советский Союз: и украинцы, и белорусы, и узбеки, и кавказцы. В других ротах были американцы, французы, англичане.

Курс молодого бойца был очень сложным, снова пройти его я бы не хотел. Изучали иврит, занимались спортом. Изучение языка было очень важным: в моей роте был русскоязычный офицер, но он ни слова не мог сказать нам по-русски.

На завтрак давали яйцо, йогурт, кукурузные хлопья или кашу. Ланч — растворимый сок, хлеб и шоколад. Обед мясной, затем полдник. Ужин молочный, с рыбой. Соблюдался кашрут.  

В армии я был обеспечен всем, и морально, и материально. Если у меня случалась какая-то проблема, например, со съемной квартирой на гражданке, то я мог обратиться к специальному сотруднику, к девушке, которая занималась проблемами солдат. И вопрос решала армия. Или — мы с друзьями сняли квартиру, и там не было мебели. Я подошел к девушке, и в течение недели мне подогнали грузовик, в котором были и стиральная машина, и холодильник, и хорошая кровать, и постельное белье, и посуда — все подержанное, но в хорошем состоянии. На жалование я мог позволить себе все, что угодно. Я был солдатом-одиночкой, то есть, в стране у меня никого не было, а для таких солдат были некоторые привилегии: если израильтянин получал 250 долларов в месяц, то я со всеми надбавками зарабатывал порядка 1500-2000 долларов. Мне выдавалась телефонная карта, один раз в год оплачивалась поездка в Россию.

Однажды у меня не было денег, чтобы уйти в увольнение, а ребята, с которыми я снимал квартиру, сказали, что дома нет еды. Я подошел к офицеру и попросил оставить меня на базе, объяснил, что нет денег на еду. Он говорит: «Минуточку», — и ушел. Возвращается с конвертом денег и коробкой провианта, говорит: «Мы офицерским составом скинулись, вот, возьми домой поесть. Мы не можем оставить тебя в части: ты ни за что не наказан. Езжай домой, отдыхай».

Я не расставался с автоматом двадцать четыре часа в сутки. Участвовал и в боевых действиях. Страшно не было, и вообще служба в армии была светлым пятном в моей израильской жизни.

В израильской армии у солдата есть три обязательных пункта: отсидеть в тюрьме, подраться с офицером и… влюбиться в офицершу. Что касается тюрьмы, то обычная казарма — это палатка в пустыне, и мы все спим в спальном мешке. А в тюрьме ты живешь в комнате, у тебя нормальное постельное белье, ты работаешь на территории, и две недели у тебя, считай, отпуск, но их прибавляют к сроку службы.

Дедовщина есть, но она узаконена в обычаях: если ты старослужащий, то тебя офицеры не трогают, ты не встаешь утром на поверку и наряды. Это как дань уважения к тому, что человек давно служит и уже много повидал. Конфликтов особых не было, да и заставлять кого-то стирать свои носки, если уже через две недели ты увольняешься и едешь домой, незачем.

После демобилизации начисляются деньги на жилье и на учебу — их хватало на один-два года обучения. После армии я поехал работать за границу, а потом приехал навестить родителей в Россию. А в это время началась очередная интифада, и я собрался ехать в Израиль, но отец мне не позволил. С тех пор так и не доберусь: там уже столько войн прошло, и все без меня.

Иван Морозов, предприниматель из Санкт-Петербурга, служил во французском Иностранном легионе в 2010-2012 годах

— Я с третьего курса вуза знал, что поеду в Легион: мне было интересно пожить в другой стране и послужить там в армии. Я основательно готовился: занимался спортом, учил язык, узнавал, как получить французскую визу, переписывался с легионерами, искал информацию в интернете.

Меня очень привлекала служба в армии, и в какой-то момент я хотел даже заключить контракт с российскими вооруженными силами. Но наша армия оборонительная, а во французской есть командировки: Чад, Кот-д-Ивуар, Джибути, Полинезия, все бывшие колонии.

Отбор в Легион состоит из нескольких этапов: проверка здоровья, спортивные испытания, тест на интеллект и логическое мышление, а самый главный  — психологическое исследование. Берут отпечатки пальцев, проверяют на судимость, на наркотики. Если кандидат прошел отбор, с ним заключают контракт на пять лет. Поступает один из девятнадцати человек.

Мне было не так трудно справляться с физическими упражнениями, потому что я три года готовился к службе. А были те, кто не готовился. Два американца в первый день упали, их начало тошнить, но подбежал сержант, палкой их приободрил, и они снова побежали. В Легионе было выражение: «Legio Patria Nostra» — «Легион — наша семья, наша Отчизна». И если кто-то падает, другие должны вернуться и помочь. Конфликтов особо не возникало.

Я служил в танковом подразделении. Была только одна командировка — я не хотел бы говорить куда. Мне не было страшно, потому что я сам на это пошел, все отлично осознавал, да и вообще я мало чего в этой жизни боюсь. И одной из основных причин моего расторжения контракта раньше времени стало то, что после первой командировки мой эскадрон еще два года не должен был никуда ехать. А мне хотелось покататься, пострелять. 

После службы я стал другим человеком: набрался опыта, выучил язык, у меня много товарищей из разных стран, с которыми мы поддерживаем связь. На скопленные в Легионе деньги мне удалось открыть в Петербурге маленький бизнес. Другие ребята купили машины, квартиры, а кто-то просто потратился в пух и прах.

Андреас Шлинке, Дортмунд, Германия, проходил срочную службу в бундесвере в 2006 году, служил по контракту с 2007 по 2009 год

— Я родился еще в СССР, в Казахстане. Мой дед из поволжских немцев, его еще ребенком вместе семьей переселили в Казахстан, когда началась вторая мировая война. В начале 90-х родители развелись, а дед уехал в Германию. Я поехал вместе с ним. С тех пор жил в Берлине, закончил там школу, был призван в армию. Я не знал, чем заниматься, не определился с профессией, поэтому, когда закончились полгода службы, решил подписать контракт на два года. Тем более, что в армии мне было интересно. Я служил в инженерных войсках.

Во время срочной службы было много учений, занятий по специальности, осталось то, что тут в шутку зовут «прусским наследством» — это когда унтер-офицер тебя заставляет маршировать до одурения. Но это было только в первые два месяца срочной службы. А во время контрактной службы такого не было вообще. Меня очень обрадовало, что когда ты бежишь кросс с оружием и амуницией, офицеры бегут вместе с рекрутами. Они выполняют все те же обязанности, которые выполняем мы. Я имею в виду физические нагрузки и работу с техникой. Они знают, что делают, могут тебя быстро научить очень многому.

Когда я подписал контракт, то отношение офицеров и унтер-офицеров улучшилось, они стали более откровенными, более открытыми. Те ребята, которые служили в Косово, рассказывали, как там было, делились опытом, объясняли, как вести себя в боевых условиях. Эти знания мне в Афганистане потом пригодились.

Полгода между рекрутской службой и командировкой в Афганистан я обучался инженерному делу: обслуживанию техники, быстрой наладке переправ, перекидных мостов. Это не в прямом смысле работа строителя, это именно работа инженера, который обслуживает специальную технику. В  качестве инженера я и отправился в Афганистан.

В Афганистане я служил два года, один раз уезжал в отпуск домой, на похороны деда. Мое подразделение принимало участие в двух операциях по очистке от талибов целой провинции. Сталкивались с ними и при патрулировании, и при охране лагеря. Вообще, там трудно понять, кто талиб, а кто просто крестьянин. Наш лагерь периодически обстреливали из минометов, автоматов. Жертв не было, только раненые. Стреляли из тех мест, где стоят дома местных жителей, или с дороги. Ответным огнем мы тоже редко кого-то цепляли. За все время только один раз стрелок попался. Ему не повезло, он отстрелялся и стал уходить, и напоролся на наш патруль, который сбился с маршрута. Мы его сдали сначала нашим разведчикам, а утром за ним американцы приехали. Он, к счастью, ни в кого из наших не попал. Если бы попал, тогда мог бы и не дождаться американцев.

За неполные два года, что я там пробыл, потеряли убитыми восьмерых, еще человек двадцать ранеными. Но из них большинство легко отделались. Только троим не повезло, они на мине подорвались, когда с транспортом ехали в лагерь. Там вроде ребятам ампутировали кому руку, кому ногу.

Самым сложным там было патрулирование одного сектора с американцами. Понимаете, у нас был сменный график патрулей. Один день идет патруль американцев, один день наш, один день британцев. Поначалу мы работали после британцев, все было хорошо и спокойно, за пять патрулей, в которых я был, ни одного выстрела. А потом британцев перебросили в другое место, ну и мы стали ездить в очередь с американцами. И это был ад. Американцы, не все, конечно, но очень многие, стреляли во все, что чуть двинулось на обочине. Там много было совсем молодых ребят, да и отморозков хватало. У них другое восприятие этой войны было. Мы к ней как к работе относились, а они как к какому-то родео. Ну, не все, но многие. И вот эти ср…е ковбои начинали палить, если вдруг ветка где шелохнется. Были и раненые среди местных, и убитые. Афганцы были в ярости, хотели мстить. А они же не знают про наш график ничего. Вот и получалось, что американцы устроят свой фейерверк, а мы на следующий день получаем очередь из автомата по броне или гранату. Потом, правда, все нормализовалось. Этих дебилов куда-то перевели. Вместо них прибыли опытные солдаты. Какое-то специальное подразделение или что-то в этом роде. Вот это были лучшие солдаты, которых я видел. Не только в американской армии, а вообще, во всех, с кем сталкивался в Афганистане.

Когда я был рекрутом, то получал в месяц около 600 евро. Зарплату по контракту я называть не буду, но она была сильно выше, в несколько раз. Эта сумма сравнима с тем, что получает сотрудник банка или офисный клерк. Если бы я вернулся к гражданской жизни, то столько зарабатывать бы сразу не смог. Ну, и специальности бы у меня не было. После демобилизации я получил хорошую работу на одном из строительных предприятий в Дортмунде, где я сейчас живу.

Я не фанат армии, просто на тот момент мне было интересно. Я благодаря службе понял многое. Мне она помогла ощутить себя немцем.