Россия, возглавляемая 20 лет Путиным, утверждает обозреватель газеты The New York Times, находится сейчас на гребне успеха, несмотря на то, что дела ее идут “не очень”: экономика хромает, молодежь выходит бунтовать и многим происходящим недовольна.
“Как получилось, что спустя два десятилетия после того, как никому не известный шпион из КГБ 31 декабря 1999 года взял в свои руки бразды правления в Кремле, 2019 год стал лучшим для России, посеяв в США и ЕС смятение?” — недоумевает Эндрю Хиггинс, обозреватель The New York Times.
2019 год для России и Запада
Для стран Запада уходящий год, пишет автор материала, стал турбулентным:
США содрогаются в конвульсиях импичмента;
Британия замкнулась в себе и к концу января всерьез намерена покинуть Евросоюз;
Ближний Восток — еще недавно вотчина Англии и Америки — склоняется в сторону Москвы, которая побеждает в Сирии, продает Турции — члену НАТО (!) — свои зенитно-ракетные комплексы, подписывает многомиллиардные контракты с Саудовской Аравией, сближается с Египтом и вот-вот вступит в союз с Китаем.
Пять лет назад Россия была “региональной державой”
“Еще все помнят 14-й год, когда Барак Обама называл Россию “региональной державой”, способной только угрожать своим соседям “не с позиции силы, а от слабости”. И все знали — это правда”, — пишет The New York Times. И недоуменно “разводит руками”:
“Как огромная по размерам страна с 11-часовыми поясами, но очень слабая по экономическим меркам, превратилась за каких-то пять лет в такую могущественную силу?”.
И цитирует Нину Хрущеву, внучку советского генсека, которая сейчас — эксперт по России в Нью-Йорке:
“Как такая прогнившая система могла действовать несоразмерно своим силам?”
Нина Хрущева о личности президента России
По словам внучки Никиты Хрущева, главный “механизм”, двигающий Россию сегодня, — Путин:
“Это одновременно и технократ, и фанатик веры, и эксгибиционист, и секретчик, мастерски хранящий тайны. Ты ждешь от него прямолинейных и последовательных действий, а он внезапно выдает нечто совсем другое, создавая дымовую завесу и вводя всех в заблуждение”.
Какой была Россия 20 лет назад
Эндрю Хиггинс пишет:
“20 лет назад, когда Борис Ельцин передал власть Путину, многие пытались понять, есть ли у нового президента хоть какие-то шансы справиться с той мрачной и тягостной ситуацией в стране, которую он унаследовал. О том, что там можно что-то поправить, даже никто не думал совсем. Ибо это представлялось невозможным: в стране был полный хаос: экономика — в упадке после краха СССР; армия развалена и слаба настолько, что проиграла войну в крошечной Чечне; население настолько разочаровано ельцинскими обещаниями о светлой эпохе капитализма, что деморализовано практически полностью.
Чего никто не ожидал
“У Путина были слабые карты, но он не боялся ими играть. Поэтому он страшен”, — цитирует автор статьи слова Майкла Макфола, бывшего посла США в Москве.
Именно это российский лидер начал демонстрировать сразу, 20 лет назад:
через несколько часов после назначения поехал в Чечню и подавил там восстание;
модернизировал вооруженные силы;
осадил выросших при Ельцине олигархов: часть вынудил уехать, часть посадил, остальных — запугал;
создал новую олигархическую клику: она теперь полностью подчиняется Кремлю;
а теперь умело подогревает российский патриотизм — самую сильную черту своего народа.
Путин признался практически в том же, давая интервью кинорежиссеру Оливеру Стоуну.
“Вопрос не в том, чтобы иметь много власти, — сказал он. — Вопрос в том, чтобы распорядиться хотя бы той властью, которая у тебя есть, распорядиться правильно”.
Новый путь
Путину однажды просто надоело, что “большие дяди” смотрят на Россию как на вымаливающего подачку карлика. В 2002-ом, в Рейхстаге, он сказал, как предупредил:
“Россия никогда не была такой сильной, какой она хотела быть, и никогда не была такой слабой, как о ней думали”.
И показал наглядно, что может “разбуженный русский медведь”. Именно тогда — почти 18 лет назад — Россия “занялась созданием собственных норм.
И, предполагает автор The New York Times, “сейчас мир наблюдает старт проекта “Новая Россия”.