Мрачная тень над весёлым городом. Как живётся в сегодняшней Одессе

Помните такой фильм по мотивам Исаака Бабеля: «Искусство жить в Одессе»? Ну так вот: жизнь в сегодняшней Одессе на третий год боевых действий представляет собой совершенно специфический вид искусства.

Южная Пальмира сегодня очень мало похожа на ту, какой представляют её те россияне, которые никогда в ней не бывали, а также достаточно сильно отличается от той, какой её могли запомнить побывавшие в ней в более благополучные времена.

Не все эти изменения очевидны

Город, и в особенности его исторический центр, практически не пострадал от обстрелов. Всё так же работают рестораны (и в вечер выходного дня в них почти так же сложно найти свободное место, как и до 2022 г.), цветут акации, шумит море. Улицы не назовёшь пустынными, а автомобилей на дорогах пусть и меньше, чем в довоенные времена, однако всё равно достаточно много.

Однако новая реальность нависает над городом подобно грозовой туче — и там, куда падает её мрачная тень, яркие краски одесского лета приобретают непривычный и неестественный оттенок.

Впрочем, различия между прежней Одессой и Одессой нынешней лучше всего воспринимаются не на глаз, а на слух, ведь война принесла в привычную полифонию летнего города звуки, которые любой, кто их слышал, уже не спутает ни с чем.

Генераторы

Одна из самых характерных особенностей жизни в Одессе в 2024 году, отключения света, тоже лучше всего воспринимается на слух. Летним днём на вид, быть может, и не поймёшь, есть ли в данной части города электричество или нет, однако грохот многочисленных генераторов быстро позволит найти ответ на этот вопрос.

Впервые генераторы массово появились на городских улицах во время первых блэкаутов осени 2022 и зимы 2022-2023-го, когда на них возник буквально ажиотажный спрос, и многие предприимчивые горожане заработали неплохие деньги на поставках подобных устройств из Китая.

Впрочем, у этой предприимчивости была и обратная сторона: в спешке о качестве мало кто задумывался (наоборот, брали подешевле, чтобы «наварить» побольше).

Завезённые полтора года назад генераторы уже выходят из строя: в сервисы, занимающиеся ремонтом, приходится записываться за две недели, да и то если повезёт.

Последний писк моды — различного рода зарядные станции. Они тише, компактнее, не воняют, а также, что немаловажно, не жгут бензин (цены на который, кстати, постоянно растут и уже подбираются к полутора долларам за литр).

Преимущества и недостатки тех или иных способов автономного электроснабжения сегодня в Одессе обсуждаются почти с таким же интересом, с каким до 2022 г. сравнивали модели мобильных телефонов или марки машин, а в вольтах, ваттах, ампер — и киловатт-часах понемногу начала разбираться даже прекрасная половина горожан.

Сильнее всего страдают от отключений жители высоток, в особенности верхних этажей новостроек. Для них отключение света часто означает исчезновение горячей, а иногда и холодной воды.

И уж не говоря о том, что поездки на лифтах в этих условиях превратились в своеобразную лотерею, так что многие предпочитают ходить пешком даже тогда, когда свет вроде бы есть.

В этом, кстати, есть некоторая ирония: до 2022 г. многие предпочитали потратить лишние деньги, и подчас немалые, чтобы купить квартиру на высоком этаже; теперь же любовь к красивым видам обернулась неожиданной стороной, и «плебеи» с этажей пониже над «элитой» время от времени подшучивают.

Отключения света зимой и отключения света летом — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

С одной стороны, летом легче: световой день подлиннее, отопление не требуется, да и отсутствие горячей воды переносится легче. С другой стороны, продукты без холодильника летом портятся буквально на глазах, да и переносить экстремальную жару, обрушившуюся на город, без кондиционера сложно даже самым жароустойчивым. Кроме того, иногда вместе со светом уходит и вода, что в жару переносится особенно мучительно.

Впрочем, даже те, кто говорит, что «тёмной» зимой 2022-2023 было легче, чем «тёмным» летом 2024-го, предстоящей зимы ожидают всё-таки с определённым страхом.

Сирены и «прилёты»

Вторая «нота» одесского военного лета — воздушные тревоги.

Они звучат часто — почти каждый день, а иногда и по несколько раз на дню, и далеко не всегда означают реальную опасность: например, тревогу по всей Украине объявляют всякий раз при взлётах российских МиГ-31, способных нести ракеты «Кинжал».

Логика понятна: реагировать на запуск такой ракеты точечно попросту невозможно. Но в результате сигнал тревоги уже давно перестал быть реальным побудительным мотивом к действию. «О, опять ревёт», — морщатся горожане, не особенно-то отвлекаясь от своих дел.

Причём раздражает больше то, что во время тревог прекращают работать многие магазины и официальные учреждения, посетителей которых выставляют на улицу.

Летними ночами через настежь открытые окна вой сирен слышится особенно хорошо. Впрочем, он уже давно стал настолько привычной частью звукового пейзажа, что большинство горожан от него даже не просыпаются.

Впрочем, не все тревоги являются ложными — бывают и настоящие, и тогда к звукоряду добавляются разрывы «прилётов» и канонада ПВО.

Отличать первые от вторых горожане научились уже давно — впрочем, как показывает опыт дончан или белгородцев, этому вообще учишься очень быстро. Зато теперь после каждого «бабаха» в разных группах (например, в домовых чатах в «Телеграме» или «Вайбере») возникает целая буря обсуждений того, был ли это «вылет», «прилёт» или сбитие — а если прилёт, то куда именно.

Пикантности этим разговорам добавляет то, что обсуждать подобное, строго говоря, запрещено — но всё равно все обсуждают, ведь реально запретить одесситам делиться сплетнями и умничать не способен, наверное, никто.

На обстрелы горожане реагируют по-разному.

В убежища, как это бывало в первые дни, уже практически никто не ходит, больше людей следует «правилу двух стен» и предпочитает пережидать «настоящие» тревоги где-нибудь в коридоре или вообще в парадной. Правда, хватает и тех, кто игнорирует даже минимальные требования безопасности, и даже тех, кто, наоборот, бежит к окну — снимать трассеры ПВО и прочие спецэффекты (что, между прочим, тоже категорически запрещено, и за это вполне реально можно оказаться в тюрьме).

Психологически реагируют тоже по-разному: от показной бравады («Да, как раз посуду мыла, когда бахнуло; ну что, посмотрела, что окна целые — и пошла дальше мыть») до сильного стресса («Всю ночь не спали, молились, дети плакали, теперь весь день хожу разбитая»).

Впрочем, стресс так или иначе накапливается у всех: пусть риск того, что «прилетит» именно к тебе, и невелик, где-то на подсознательном уровне боязнь этого присутствует даже у наиболее бодрящихся горожан, не признающихся в этом даже самим себе: в полной мере осознаёшь это лишь тогда, когда оказываешься где-то, где не бомбят и бомбить не могут.

Кстати, об эмиграции: уехали из Одессы многие.

Визуально это не очень заметно, так как убыль населения в какой-то степени компенсируется переездом в Одессу беженцев из других городов: Херсона, Николаева, Запорожья, а в последнее время — из Харькова.

Сколько людей уехало, а сколько приехало, официальной информации нет, да такими подсчётами, похоже, попросту никто не занимается. Судить о масштабах явления можно лишь по косвенным признакам: к примеру, после первого военного лета одесские школы недосчитались от трети до половины учеников, и даже с учётом новоприехавших классы существенно опустели.

Разговоры о том, как поживает тётя Тая в Германии или сестра Надя в Чехии — ещё одна новая тема семейных застолий, и у многих горожан друзей и родственников за границей уже больше, чем в городе.

«За границей» — это, конечно же, и в России; однако реалии жизни этой части эмигрантов обсуждать не принято, разве что в самом тесном кругу.

Уезжать продолжают и сегодня, причём в последние месяцы этот процесс идёт всё активнее в связи с принявшей какие-то уж совершенно устрашающие масштабы мобилизацией.

Украинская речь

Ещё один характерный звук современного одесского лета — украинская речь, которая на городских улицах слышна, пожалуй, в десятки раз чаще, чем это было до 2022 г.

Факторов, приведших к этому, много.

Во-первых, это, конечно, те беженцы, для которых украинский является родным, и в том, что они продолжают на нём говорить, нет ничего удивительного или предосудительного.

Во-вторых, летом 2022 года вступили в силу последние нормы закона об украинизации, а штрафы и санкции за его нарушение с началом боевых действий начали применяться существенно чаще.

Причём Одесса — традиционный лидер по жалобам на нарушение языкового законодательства и штрафам на такие нарушения в масштабах всей Украины. Авторами многих этих жалоб являются многочисленные «языковые активисты», сделавшие поиск и выявление нарушений то ли хобби, то ли работой. Причина проста: языковые скандалы, особенно записанные на видео, в СМИ и соцсетях разлетаются буквально как горячие пирожки, и заработать дешёвую популярность на этом сомнительном поприще сегодня — проще простого.

К тому же «украинизаторы» пользуются как неформальной, так иногда и вполне формализованной поддержкой властей, так что вместе со штрафом за нарушение языкового закона легче лёгкого получить ещё и повестку в ТЦК.

Власти, кстати, также вносят в процесс украинизации активный вклад, в том числе и городские власти во главе с считавшимся «пророссийским» мэром Геннадием Трухановым.

Вслед за сносом памятника основателям Одессы, который в городе чаще называли памятником Екатерине II, площадь, на которой стоял памятник, а также выходящую на неё Екатерининскую улицу переименовали в Европейскую.

Сменил название волей городских властей Александровский проспект: теперь он официально называется проспектом Украинских Героев.

И этим планы городских властей не ограничиваются: в очереди на переименование — проспект Гагарина, площадь Льва Толстого, улицы Бунина и Жуковского. Планируют убрать с одесских улиц даже многие чисто одесские имена: Утёсова, Катаева, Ильфа и Петрова, Юрия Олеши и даже Михаила Жванецкого.

Пока идут споры в отношении улицы Пушкина и памятника поэту на Думской площади, а также памятника Воронцову на Соборной, мэр Одессы Геннадий Труханов даже проявил невиданную для него в последнее время смелость: высказался против их сноса. Однако точно также он когда-то протестовал и против сноса Екатерины II, но очень скоро сдался и даже предоставил для демонтажа коммунальные службы.

Особого энтузиазма у горожан эти меры, естественно, не вызывают — как ни крути, а одесситы всегда ценили «особость» своего города, его специфическую культуру и трепетно относились славному прошлому. И даже многие из тех, кто отдаёт предпочтение украинскому патриотизму, время от времени в частных беседах высказывают недовольство происходящим.

Впрочем, речь идёт скорее о бурчании, чем о настоящем возмущении: улицы и памятники людей, конечно, волнуют, однако повседневная жизнь даёт массу поводов для куда более насущных переживаний самого разного толка.

Да и объяснять украинизацию Одессы только нашествием беженцев, давлением властей и деятельностью активистов значит сильно упрощать ситуацию.

Немало горожан перешли на украинский язык вполне добровольно — в знак протеста против действий России. Напоминает знаменитое «пойду без шапки — назло маме отморожу уши»? Ещё бы. Однако факт остаётся фактом: так действительно делают, и это одна из тех вещей, которую также важно понимать о существе текущего момента.

Военные и «могилизаторы»

Было бы странно, если бы военное время воспринималось лишь на слух: визуальных свидетельств тоже хватает, хотя на первый взгляд они могут быть и не так заметны.

В первую очередь речь идёт о военных, которых на одесских улицах достаточно много.

Правда, в основном это военные не при исполнении: многочисленные блокпосты с вооружёнными полицейскими и военнослужащими на городских улицах, так бросавшиеся в глаза в 2022-м, сегодня уже в основном отошли в прошлое, и напоминают о них лишь оставленные «на всякий случай» нагромождения бетонных блоков на ключевых перекрёстках и возле стратегических объектов.

Большинство военных, которых можно встретить в городе, либо едут домой в отпуск, либо возвращающиеся из него, либо служат в различных тыловых структурах.

Впрочем, те из военных, у кого есть такая возможность, предпочитают без нужды не носить военную форму, опасаясь негативной реакции окружающих. И дело здесь не в отрицательном отношении к военным как таковым (что было бы странно для города, в котором почти у каждого служащие в рядах ВСУ есть либо среди родственников, либо среди недалёких знакомых), а в отношении к одной из категорий военных — сотрудникам ТЦК, как называются сейчас в Украине военкоматы.

В Одессе именно ТЦКшников боятся сильнее, чем «прилётов» и прочих реалий военного времени.

И это совершенно рациональная постановка приоритетов: вероятность, что попадание очередной ракеты придётся именно в твой дом, сравнительно невелика, а вот без вести сгинуть в окопах где-нибудь под Часовым Яром после встречи с мужчинами в камуфляже более чем реально — недаром на улицах чуть ли не чаще, чем военные, встречаются женщины в траурных платках.

Мужчинам призывного возраста приходится идти на различные ухищрения для того, чтобы уменьшить вероятность нежелательного контакта с людьми в форме. К примеру, использование общественного транспорта считается небезопасным, ведь как маршрутные такси, так и троллейбусы с трамваями являются известными «охотничьими угодьями» сотрудников ТЦК.

Кто побогаче, ездит на такси («Блокпосты объезжаем?» — иногда прямо спрашивают садящихся мужчин водители), кто победнее — ходит пешком.

Последнее вообще-то считается наиболее безопасным — так по крайней мере можно надеяться заранее углядеть на горизонте подозрительных личностей в камуфляже и изменить траекторию, чтобы не пересечься с ними. А если и нужно проехаться куда-то на общественном транспорте, то стараются делать это либо поздним вечером, либо совсем уж ранним утром.

Надо сказать, что деятельность ТЦК — одна из тех вещей, в которых копящееся в народе напряжение начинает потихонечку прорываться на поверхность.

Даже те, кто в целом лояльно относятся к мобилизации самой по себе, поддерживают «войну до выхода на границы 1991 года» и всё такое, не могут не понимать, что ТЦК действуют откровенно по беспределу, и этот беспредел одобрен на самом верху.

О подвалах ТЦК, в которых сутками, а иногда и неделями держат пойманных мужчин, подвергая различного рода издевательствам и психологическому давлению, так или иначе знают все, причём отнюдь не на уровне слухов, ведь через эти учреждения у многих прошли родственники или хотя бы знакомые.

И это, повторюсь, не может не производить впечатления даже на самых лояльных граждан: мол, да, всё, конечно, понятно, но это уже явно перебор!

Нередки ситуации прямого неподчинения, когда просто обычные прохожие (в первую очередь, конечно, женщины, которым самим конфликт с военкомами ничем не угрожает) буквально силой отбивают у патрулей пойманных мужчин.

Негативное отношение к сотрудникам ТЦК переходит в опасливо-враждебную реакцию на любого человека в форме: нередки случаи, когда на машины с военными номерами, к примеру, клеят таблички типа «Не ТЦК». И эти опасения не напрасны: принадлежащие военным автомобили в Одессе последнее время вспыхивают чуть ли не каждую ночь.

Непосредственным следствием неприязни к ТЦК является сочувственное отношение к тем, кого официальная украинская пропаганда называет «ухылянтами» — недаром последние опросы показывают, что лояльно к этому обычно нежелательному социальному явлению относятся 46 процентов граждан Украины, при том что осуждают уклоняющихся от мобилизации лишь 29 процентов.

И это, безусловно, достаточно красноречивый симптом.

Однако, пожалуй, самого главного, что отличает современную Одессу от Одессы довоенной, не увидишь, как ни присматривайся, и не услышишь, как бы хорошо ты ни прислушивался.

Потому что это различие не материально — не звук и не зрелище, а, скорее, ощущение некоего постоянно накапливающегося нервного напряжения и нарастающей безысходности, нечто вроде невысказанного, но ясно видимого в глазах людей вопроса: «Ну когда уже наконец всё это закончится?».

Вопрос, на который в Одессе уже отчаялись получить ну хоть какой-нибудь ответ.

Александр Щёголев