Кто падет первым — Тегеран или Вашингтон? Ирина Алкснис

© AP Photo / Ebrahim Noroozi

Список стран, которые лихорадит из-за массовых акций протеста, пополнился Ираном.

С пятницы в Тегеране и других городах продолжаются уличные выступления из-за решения властей о повышении цен на бензин в полтора-два раза. Кроме того, введены квоты на розничные продажи топлива.

В городе Керманшах манифестанты напали на полицейский участок, погиб офицер полиции. СМИ сообщают о 25 жертвах столкновений.

В городском округе Сирджан протестующие в пылу гражданского гнева повредили автозаправочные станции и попытались поджечь хранилища с горючим. Ну как тут не провести параллели с тем, что происходит на другом конце земли, — в Чили, где актом борьбы с повышением стоимости проезда в метро в Сантьяго стал разгром подземки.

В Иране почти полностью отключен интернет. Представитель Министерства связи объяснил телеканалу Al Arabiya, что это сделано по распоряжению Высшего совета национальной безопасности. Кроме того, в стране перебои с мобильной связью.

По просьбе Тегерана Ирак закрыл погранпереход "Шаламче".

Дело в том, что с другой стороны границы тоже протестуют — уже более полутора месяцев. В иракских беспорядках погибли более 300 человек. Причем помимо привычных внутриполитических тем (обвинений властей в коррупции, экономическом кризисе и низком уровне жизни), протестующие-сунниты все громче и отчетливее заявляют антииранскую повестку.

В начале ноября была попытка поджога иранского консульства в иракской Кербеле — для шиитов (в Иране, как известно, доминирует именно эта ветвь ислама) это один из главных священных городов. Закрытие погранперехода в подобной ситуации — логичный шаг.

Госдеп США в лице своего официального представителя Морган Ортагус, разумеется, отреагировал на события в Иране, твитом поддержав "многострадальный иранский народ" и осудив Тегеран за ограничение интернета.

...Тут, конечно, можно было бы обличить Вашингтон, ведущий подрывную работу против неугодных политических систем и стремящийся к свержению там законных властей. В этом, безусловно, есть доля — и немалая — истины, однако, похоже, все куда сложнее.

Внутриполитическая турбулентность с мощной уличной активностью охватывает многие страны — вне зависимости от географического положения, государственных режимов, традиций политической системы и места в глобальных рейтингах национального процветания.

В чем разница между Боливией и США, если в обоих случаях в обществе наблюдается глубокий гражданский раскол, а раздираемые конфликтом элитарные группы готовы ради победы поставить на кон судьбу государства? Разве только в том, что в Штатах процесс продолжается, оставаясь (пока) в конституционных рамках, а в Боливии ситуация пошла на новый виток с характерными для Латинской Америки фишечками типа указа новых властей об освобождении военных от уголовной ответственности за применение силы во время беспорядков.

В чем разница между Францией и Гонконгом, где многомесячные протесты, несмотря на их упорство и ожесточенность, перешли в формат явления погоды, не влияющего на прочность положения властей и общую ситуацию в стране? В чем разница между бескомпромиссно-антиамериканским Ираном и последовательно проамериканским Чили, если в обеих странах борцы с властью с энтузиазмом громят важные объекты инфраструктуры, ради доступа к которым они, собственно, и вышли на улицы?

Стоит осознать реальность: принципиальной разницы между перечисленными и очень многими другими свежими примерами просто нет.

Весь мир вошел в крайне неприятный и сложный период, когда самые разные страны сталкиваются, в общем-то, с одним и тем же набором проблем. Усиление кризисных явлений в экономике, принятие непопулярных мер для их преодоления, совершенно естественное в подобных условиях усиление общественного недовольства и политического напряжения, обострение конфликтов внутри элиты по поводу дальнейшего пути национального развития. И все это — на фоне геополитической турбулентности в условиях повсеместного возникновения сложных вызовов и рискованных возможностей, причем подножку тебе готовы поставить не только противники, но зачастую и ближайшие союзники.

Ничего удивительного, что все больше стран сотрясает внутриполитическая нестабильность с массовыми протестами и уличными беспорядками.

Главный вопрос: у кого из государств наибольшие шансы успешно преодолеть данный период.

Часть факторов, способствующих успеху, уже вполне очевидна. Нужно просто внимательно присмотреться к странам, которые справляются с брошенным вызовом. Это, кстати, не только Китай или Франция. Вполне показателен и опыт России, где массовые несанкционированные мероприятия также случаются.

Во-первых, чем ниже уровень конфликтности внутри национальной элиты, тем меньше шансов для дестабилизации страны в целом. Во-вторых, жизненно важна, разумеется, преданность силовых и правоохранительных структур существующей системе, их готовность служить ей и защищать ее.

С учетом обстоятельств, а также особенностей иранской государственной системы (включая столь специфическую военно-политическую структуру, как Стражи исламской революции) представляется, что Вашингтону придется и дальше бороться с "находящимся у власти коррумпированным режимом" по преимуществу в твиттере.

Ирина Алкснис